Мариам мамардашвили евровидение. Мераб Мамардашвили: Преодоление кажущейся жизни. Идеи о бытии

Экология жизни: Он поражал уже внешностью. Никогда ничему прямо не бросавший вызова, не ломавший никаких рамок, он просто - и очень естественно - жил так, будто этих рамок не было

Он мог бы ещё быть нашим современником - если бы ещё при жизни не чувствовал себя не принадлежащим ни одному из времён. Если бы не смотрел на каждое время и место извне, из точки абсолюта. Впрочем, нашему времени такой взгляд был бы только полезен. Сейчас людей с таким взглядом, похоже, нет. Их и тогда не было: Мамардашвили был такой один. И в России, и в Грузии, и в той самой Европе, которую он очень любил, у которой многому учился - и в которую не поехал жить и работать, хотя его звали. Когда его - за «невыполнение плана» - уволили из Института истории естествознания и техники, а потом лишили и кафедры во ВГИКе, его приглашали и в Милан, и в Париж... Нет, отказался, поехал в Грузию. Просто уже потому, что там он был гораздо нужнее. Свою первую лекцию на философском факультете Тбилисского университета он начал словами (его тогдашние слушатели вспоминают их до сих пор): «Я выхожу из своего одиночества к вашему сиротству и обворованности».

Ещё неизвестно, кстати, как он вписался бы в контекст в той же Европе. С контекстом, не говоря уже об условностях и авторитетах, у него всегда были сложные отношения.

«Представьте себе, - вспоминал друг Мамардашвили и издатель его посмертных книг Юрий Сенокосов, - по довольно длинному коридору <…> вам навстречу движется - не идёт, а именно не торопясь движется, высокий, широкоплечий человек в очках, с большой лысой головой, слегка наклонённой вперёд, отчего и вы невольно обращаете на это внимание, вся его фигура, как у скользящего конькобежца, тоже кажется как бы подавшейся вперёд, хотя он явно не спешит, и, когда проходит мимо, прежде чем скрыться на лестничной площадке, вы видите, что одет он в чёрный свитер, у него крупные черты лица и внимательный взгляд.

Эта устремлённая под тяжестью головы вперёд необычная человеческая фигура, я хорошо помню, поразила меня больше всего...»

То было первое впечатление их многолетней дружбы, и оно, по существу, не изменилось.

Он поражал уже внешностью. Никогда ничему прямо не бросавший вызова, не ломавший никаких рамок, он просто - и очень естественно - жил так, будто этих рамок не было.

«Его нездешность бросалась в глаза, - утверждает его бывшая вгиковская студентка, - и в Москве, и в Тбилиси».

И это притом что он легко умел везде становиться своим. И уж кем точно не был, так это человеком не от мира сего. Был гурманом, знатоком вин, ценителем табака и трубок (после его смерти осталась целая коллекция), постоянно влюблялся да ещё старался познакомить друг с другом своих многочисленных женщин, искренне надеясь, что те подружатся. Уже в конце жизни полюбил восемнадцатилетнюю и горько сокрушался, будучи отвергнут.

Умел дружить - считая притом, что дружба - это связь одиночеств. «То, что я есть, если вам это интересно, - говорил он, - это продукт одиночества и молчания». Любил долгие застолья и ещё более долгие разговоры. Легко учил языки: французский, который считал языком, наиболее подходящим для философии, английский, итальянский, испанский - специально, чтобы читать Хименеса. Считал себя гражданином мира. Францию любил едва ли не так же, как Грузию, и жалел - вполне ли в шутку? - что не может быть французом.

Мамардашвили - имя знаковое. Даже для тех (а таких большинство), кто вряд ли смог бы толком объяснить, в чём состоял предмет его академических философских занятий. Его именем люди 70-80-х годов «перекликались во мраке». Он стал одним из имён внутренней свободы (которая тогда, в эпоху несвободы внешней, если кто не забыл, очень ценилась), одним из живых и убедительнейших доказательств её возможности.

Его книги, лишённые звучащего за ними голоса и вообще живого присутствия автора, сейчас очень трудно читать. Мысли, брошенные на полпути, невнятности, повторы… Ещё и потому, что он их, строго говоря, не писал, хотя вообще писал он очень много. То, что сейчас издаётся (всё ещё издаётся, хотя со дня его смерти миновало уже почти 20 лет!), - это по большей части расшифровка стенограмм и аудиозаписей его лекций. Да, к каждой из них он готовился тщательно, и подготовительных рукописных материалов осталось множество. Но по-настоящему его мысль возникала - и существовала - только в момент произнесения.

Настоящим событием отечественной интеллектуальной жизни Мамардашвили стал в конце 70-х, когда начал читать публичные лекции.

К тому времени он успел состояться в академической, хуже того - официальной философии. В двадцать семь защитил кандидатскую, в сорок - докторскую, в сорок два стал профессором. Более того, он был в самой сердцевине марксистской идеологической работы своего времени. Работал в редакции журнала «Проблемы мира и социализма» в Праге, в Институте международного рабочего движения. С 1968-го был в «Вопросах философии» аж заместителем главного редактора. В 1974-м, правда, его по идеологическим причинам уволили: стало окончательно ясно, что с официальными рамками у этого человека нет ничего общего и вписываться в них он никогда не будет.

То настоящее, что он делал, и в самом деле лучше всего было делать устно.

Философ Мамардашвили в полной мере стал самим собой, когда начал обращаться не к узкому кругу специалистов, не к коллегам-философам, но к людям вообще. К каждому, кто готов внимать и думать независимо от степени своей подготовленности. Может быть, кстати, и потому, что никакой «подготовленности», по мысли Мамардашвили, здесь не могло быть в принципе. Ничуть не больше, сколько бы он ни готовился, было её и у него самого: в мышлении, был он уверен, всё происходит только здесь и сейчас и только личным усилием.

Один на один перед событием здесь и сейчас рождающейся мысли он ставил не только своих слушателей, но и себя самого.

Он вообще считал, что философия - настоящая, «реальная», как он говорил, а не философия «учений и систем» - одна. «Учения и системы» лишь на разные лады, каждая по-своему её представляют. И к этой-то «реальной» философии и надлежит - если действительно хочешь заниматься чем-то настоящим - прорываться личным усилием.

Это усилие и оказывается, по Мамардашвили, образующим условием и культуры вообще, в целом, и, более того, самого человека. Без него мы будем иметь дело только с мёртвыми формами - в том числе и с формами самих себя. Человек, в его представлении, по-настоящему жив лишь до тех пор, пока «держит» себя в бытии усилием мысли - усилием постоянно возобновляющимся и никогда ничем не гарантированным. Нет опор. Нет ориентиров. Всё свершается сейчас.

В сущности, философия у Мамардашвили - это антропологическая (точнее, антропоургическая) практика: человекосозидающее упражнение в существовании. Которое надо постоянно возобновлять, если хочешь оставаться человеком.

Это особый род «заботы о себе», самовозделывания, культивирования себя, вменённого европейскому индивиду в своего рода обязанность ещё со времён античности. В варианте, предложенном Мамардашвили, это возделывание создаётся силой мысли: ею человек не только мыслит свой предмет, но создаёт самого себя.

«Мы способны понять то, что написано в философском тексте, - говорил он в «Картезианских размышлениях» 1981 года, - лишь в том случае, если сумеем воспроизвести в нём (не слова, а сказанное в нём) как возможность нашего собственного мышления… То есть закон состоит в том, что если кто-то когда-то выполнил акт философского мышления, то в нём есть всё, что вообще бывает в философском мышлении».

Заставляя слушателей вслед за ним самим воспроизводить в себе мысли Канта, Декарта, Пруста как возможность их собственного мышления, он давал возможность каждому пробудиться к собственной универсальности, «всечеловечности»: пройти собственными усилиями и сделать фактом собственной жизни «всё, что вообще бывает в философском мышлении».

Мыслитель, подобный ему, мог возникнуть только в постхристианской культуре: проработанной христианскими смыслами, но оставленной ими. В культурном пространстве, выстывшем после того, как христианские смыслы его покинули, но хранящем ту форму, которую они ему придали. Испытывающем тоску по этическому измерению мышления, по его этическому пафосу.

Он говорил: «Философия знала и снова обновляет в ХХ веке ощущение одной простой идеи. Её можно выразить так: куда нам до нового человека, то есть совершенно другого какого-то человека, <…> когда мы не есть даже то, что мы есть. <…> человеческим существом я называю то существо, которое совершило акт индивидуации. Вместо него и за него никто не может его совершить. Это означает: то, что мы эмпирически видим как людей, не есть люди. Мы есть люди в той мере, в какой мы выполнили то, что в нас потенциально есть человеческого…»

Помимо и прежде того что он был философом-профессионалом, возделывателем интеллектуальной традиции, он занял в нашей культуре нишу проповедника для интеллектуалов. Вёл человекообразующую работу, которую в европейских обществах веками выполняла религия.

Он апеллировал прямо к человеческому ядру каждого из своих слушателей‚ к тому, что предшествует всем социальным и биографическим определениям. К бессмертной душе. (Так и говорил: «Забудьте, что вы несёте ответственность за всё, что происходит в мире. Вы в ответе только перед собственной бессмертной душой».)

С одной только разницей: он не проповедовал. Не учил в прямом смысле слова. Он всего лишь думал на глазах у своей аудитории, никогда не зная заранее, к чему придёт. Он ставил на себе эксперимент полного присутствия в мысли.

Мамардашвили - философ par excellence - стал явлением прежде всего этическим, а уж потом интеллектуальным. Считать ли это недопониманием? Пожалуй, всё-таки да. Вряд ли он был понят своей довольно широкой аудиторией во всей полноте своих смыслов. Зато он был очень остро пережит.

Очень похоже на то, что он был единственным, благодаря кому нашим соотечественникам случилось пережить рождение мысли как личное событие, личное потрясение.

Конечно, его восприняли и как учителя нонконформизма, и это тоже правильно, хотя и неполно. Его лекции были уроками метафизического одиночества - понимания этого одиночества и принятия его как миссии.

«Вся проблема мышления состоит в каждоактном преодолении кажущейся жизни, - говорил он. - Причём этот акт необходимо повторять снова и снова. Кажущаяся жизнь преследует нас во всех уголках нашей души и мира, и мы должны изгонять её из всех уголков и делать это постоянно. Я же вам говорил, что агония Христа будет длиться до конца света, и всё это время нельзя спать».

Это вот, пожалуй, главное - независимо от того, христиане мы или нет: преодоление кажущейся жизни. Одинокое, ответственное, на свой страх и риск.

О том, насколько полным, почти смертельным для него было включение в мысль, свидетельствует один случай. В начале 1981 года, вспоминал Юрий Сенокосов, Мераб читал лекции о Декарте. Лекции начинались в десять утра. Мераб был редкостно пунктуален, не опаздывал никогда и никуда. «И вот однажды все собрались, огромная аудитория, ждут, а Мераба нет. Опоздал на сорок минут. Извинился и начал лекцию». А близким друзьям потом рассказал, что ночью к нему во сне приходил Декарт. Они разговаривали. Он проснулся оттого, что горлом хлынула кровь.

Оказал ли Мамардашвили влияние на отечественную философскую мысль как таковую? Вопрос сложный. Есть профессиональные философы, которые тесно общались с ним, испытали его сильное воздействие и даже считают себя его учениками - например, ныне здравствующий Валерий Подорога. Но каждый из них, в частности тот же Подорога, делает своё, довольно далёкое от того, чем занимался Мамардашвили. В строгом смысле учеников, то есть прямых продолжателей начатой им интеллектуальной работы, у него не было. Он не создал школы.

И это не случайно: он вообще не располагал к ученичеству.

Кстати говоря, Учителя - единственного, с большой и незаменимой буквы - не было и у него самого. Как этот человек стал самим собой, могло бы показаться большой загадкой, если не помнить о том, что, согласно глубочайшему убеждению самого Мамардашвили, по-настоящему человек создаёт себя только сам. Вот он и создал - отталкиваясь от того материала, который исторически случился.

«Начало, - говаривал он, разумея всякие решительно личные обстоятельства, - всегда исторично, то есть случайно». В кромешном 1949 году сын кадрового военного, комиссара стрелковой дивизии, родившийся в Гори - в одном городе со Сталиным («…Очевидно, - комментировал Сенокосов, - во искупление его злодеяний»), с детства уверенный, что будет философом, приехал в Москву поступать в университет. Можете себе представить, какое отношение к философии имело то, что там в это время происходило.

Учиться ей не было настоящей возможности даже по книгам. Сам Декарт вместе с идеалистом Платоном ещё по указу Ленина числились в списке запрещённых авторов. О Кьеркегоре, Хайдеггере, Гуссерле, Витгенштейне можно даже и не заикаться. Оставалось работать с тем, что есть, - и интеллектуальная биография Мамардашвили и его друзей, юных вольнодумцев (а в одно время с ним на философском факультете учились Георгий Щедровицкий, Юрий Левада, Юрий Карякин, Борис Грушин, Александр Пятигорский, Александр Зиновьев, Эвальд Ильенков), началась с Маркса. Нет, сын комиссара, все студенческие годы не расстававшийся с первым томом «Капитала», отнюдь не готовился в партийные идеологи. Его интересовала не политическая сторона дела, а чисто мыслительная. Маркс навёл его на мысль стать - вместе с Грушиным, Зиновьевым и Щедровицким - одним из основателей Московского логического кружка.

«Для нас логическая сторона «Капитала», - говорил он много позже, - если обратить на неё внимание, а мы обратили - была просто материалом мысли, который нам не нужно было <…> выдумывать, он был дан как образец интеллектуальной работы».

Там, где основная часть современников не видела ничего, кроме незыблемого идеологического авторитета, Мамардашвили увидел проблему. Он, как рассказывал об этом десятилетия спустя, увидел тогда «перед собой теоретическую задачу: понять, что такое текст? Что такое сознание?». «Сама постановка этих вопросов, - объяснял он, - отвечала тогда моим анархистским устремлениям, желанию получить свободу в жизни как таковой. Я жаждал внутренней свободы, и философия оказалась тем инструментом, который позволял мне её добиться... [И в этом] мне помог Маркс. Ведь в молодости он начинал именно с критики сознания - на уровне критики идеологии».

Это среди прочего история опять-таки о том, что дело не в текстах и не в материале. Да и не в учителях. И даже не в среде. Потому что со многими своими соучениками по философскому факультету Мамардашвили тоже существенно разошёлся впоследствии.

Он, полжизни читавший лекции и ставший знаменитым именно благодаря этому, был уверен, что научить - то есть передать некую готовую сумму знаний и навыков - в философии в принципе никого не возможно. Можно только показать пример, который, в свою очередь, можно воспринять или не воспринять, следовать за ним или не следовать. И который, главное, каждый воспринимающий неизбежно встроит в решение собственных задач. Может быть, даже далёких от философии как таковой. Так оно и получилось.

В конце концов, Сократ, с которым ещё при жизни сравнивали Мамардашвили, никакой школы тоже не создал. Но примечанием к записям (наверняка вольным!) его ученика Платона стала, как заметил Уайтхед, вся европейская философия.

Эффект Витгенштейна

Людвигу Витгенштейну обязаны своим существованием по меньшей мере три крупных интеллектуальных течения, без которых немыслимо ушедшее столетие. Раннего Витгенштейна считает своим предшественником логический позитивизм, позднего - оксфордская лингвистическая философия и американская философия лингвистического анализа.

Симптом дефицита

В позднесоветском обществе существовало два альтернативных механизма признания гуманитариев, каждый из которых прекрасно работал. Первый - официальное признание, выражавшееся в разного рода бонусах, которые получали лояльные мыслители в ходе своей карьеры, завершающейся, скажем, званием академика. Второй механизм был альтернативен - это разного рода критические мыслители, которые не получали особых бонусов от советской власти, зато пользовались необычайной популярностью у советской интеллигенции (феномен М. Мамардашвили). опубликовано

Родился в г. Гори (Грузия), в семье военнослужащего. Детство до начала войны провел в Винницкой области, где проходил службу отец. После начала войны семья была эвакуирована в Тбилиси. Мераб учился в 14-й средней школе города Тбилиси и окончил ее с золотой медалью. Затем приехал в Москву и поступил на философский факультет Московского государственного университета, который окончил в 1954 году. Стоит сказать, что несмотря на послевоенные трудности и очень сложную политико-идеологическую атмосферу, в МГУ начинается настоящий подъем философского образования, который был связан с именами профессоров дореволюционной школы, таких как В. Ф. Асмус, А. Ф. Лосев, А. С. Ахманов, П. С. Попов, М. Л. Дынник, О. В. Трахтенберг, А. Р. Лурия, С. Л. Рубинштейн. В начале 50-х годов XX века в Москве проходит ряд острых дискуссий по актуальным вопросам философии, совпавших и во многом спровоцированных отходом от власти и смертью И. В. Сталина. В этом «питательном бульоне» на философском факультете появляется ряд неформальных групп, в дальнейшем сыгравших очень важную роль в восстановлении философской мысли в СССР в целом и в России, прежде всего, т. н. «группы гносеологов» (Э. В. Ильенков, В. И. Коровиков и др.) и Московского логического (позднее методологического) кружка (А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин, М. К. Мамардашвили, Г. П. Щедровицкий и др.). М. Мамардашвили был одним из основателей Московского логического кружка.

Позже он работает в научных институтах Москвы, а также читает лекции на психологическом факультете МГУ, в Институте кинематографии, на Высших курсах сценаристов и режиссеров, в Институте общей и педагогической психологии АПН СССР, а также в других городах - в Риге, Вильнюсе, Ростове-на-Дону, по приглашению или рекомендации своих друзей. Фактически эти лекции, или беседы, как он называл их, - люди записывали обычно на магнитофон, - магнитофонные записи лекций составляют основу его творческого наследия (сравните с Владимиром Высоцким). В 1970 году в Тбилиси Мамардашвили защищает докторскую диссертацию, а еще через два года ему присваивают звание профессора. В эти же годы по приглашению главного редактора журнала «Вопросы философии» И. Т. Фролова он занимает должность его заместителя (1968-1974).

В 1980 он переехал в Грузию, где работал в Институте философии и читал лекции о Прусте и феноменологии в Университете Тбилиси. Никаких должностей и почетных званий в Советской Грузии он не получил. Он числился научным сотрудником в Институте общей и педагогической психологии, читал лекции и спецкурсы всегда по чьей-то личной инициативе - в университете, в Союзе аспирантов Грузии, в театральном институте. Друзья, встречи, беседы - все это в узком, почти домашнем кругу. А ведь он уже был философом с мировым именем.

Философствование М. К. Мамардашвили принято называть «сократическим», поскольку он, как и Сократ, практически не оставил после себя письменного наследия. В то же время он читал очень много лекций (в том числе о Р. Декарте, И. Канте, М. Прусте, сознании и др.) в различных университетах Советского Союза (Москва, Ростов-на-Дону, Тбилиси, Рига, Вильнюс) и стран зарубежья (Франция, Германия, США). При жизни его работы не могли быть опубликованы по идеологическим соображениям, во многом поэтому и не писались. Однако, сохранились магнитофонные записи его лекций, которые были опубликованы после его смерти и распада СССР.

Довольно непросто понять столь «живую» философию. Для её уяснения требуется почти ювелирная реконструкция как жизни самого философа, так и жизни его философии. Последняя предстаёт в последовательной посмертной «расшифровке» его идей, которые представлены в аудиозаписях лекций, в материалах интервью для журналов и телевидения, в докладах на конференциях и круглых столах.

В 2001 году Мамардашвили поставили памятник в Тбилиси. Официально портрет-памятник великому сыну Грузии был заказан Правительством Грузии. Фактически это дар Грузии в память о друге от Эрнста Неизвестного. Открытие памятника вызвало идеологически окрашенные уличные столкновения. В 2010 году при въезде в Гори также возводят мемориальную стелу с скульптурным портретом Мамардашвили.

Детство и юность

1934 - семья Мамардашвили переезжает в Россию: отца Мераба, Константина Николаевича, направляют на учебу в Ленинградскую военно-политическую академию.

1938 - окончание К. Н. Мамардашвили Академии. Переезд семьи Мамардашвили в Киев, а затем в Винницу. В Виннице Мераб идет в первый класс.

1941 - начало Великой Отечественной войны. К. Н. Мамардашвили уходит на фронт. Мераб с матерью, Ксенией Платоновной Гарсеванишвили, возвращаются в Грузию, в Тбилиси. Учеба в 14-й средней школе города Тбилиси.

1949 - окончание школы с золотой медалью. Поступление на философский факультет Московского университета. Знакомство и начало дружбы с Эрнстом Неизвестным, впоследствии знаменитым скульптором.

1949-1954 - учеба в МГУ. На 4-м курсе проваливает экзамен по политической экономии социализма. В газете «Московский Университет» от 6 января 1953 г. напечатано: «Отличник Мамардашвили не смог правильно разобраться в вопросе о двойственной природе крестьянского хозяйства». Уже во время учебы в университете его интересует человеческое сознание; природа мышления - сквозная тема его философии.

1954, май - дискуссия по «Гносеологическим тезисам» Ильенкова и Коровикова. Окончательное формирование кружка «диалектических станковистов»(А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин, Г. П. Щедровицкий, М. К. Мамардашвили).

Защита дипломной работы «Проблема исторического и логического в „Капитале“ Маркса».

1954-1957 - учеба в аспирантуре МГУ, в эти же годы М. К. Мамардашвили участвует в работе логико-методологического семинара под руководством А. Зиновьева.

1955, апрель - проверка преподавания общественных наук и идейно-воспитательной работы на философском факультете МГУ Отделом науки и культуры ЦК КПСС. Разгром «гносеологов».

Академический период творчества

1957-1961 - редактор-консультант в журнале «Вопросы философии».

1959 - рождение дочери Елены Мамардашвили.

1961-1966 - заведующий отделом критики и библиографии в ж. «Проблемы мира и социализма» (Прага). Служебные командировки в Италию, ФРГ, ГДР, Кипр; после возвращения в Москву становится «невыездным».

Знакомство с романом М. Пруста «В поисках утраченного времени»

1961 - защита кандидатской диссертации «К критике гегелевского учения о формах познания» (Москва); вступление в члены КПСС.

1966-1968 - зав. отделом Института международного рабочего движения АН СССР

  • Заместитель главного редактора журнала «Вопросы философии» И. Т. Фролова.
  • Чтение курсов лекций:
    • «Проблемы анализа сознания» (Психологический факультет МГУ)

Начало дружбы с Юрием Петровичем Сенокосовым и Александром Моисеевичем Пятигорским.

1970 - защита докторской диссертации «Формы и содержание мышления» (Тбилиси). Смерть отца от инфаркта.

1972 - получение звания профессора.

1973, август - выступление «Наука и ценности - бесконечное и конечное» на «Круглом столе» по теме «Наука, этика, гуманизм».

  • Старший научный сотрудник в Институте истории естествознания и техники АН СССР.
  • Чтение курсов лекций:
    • «Проблемы анализа сознания» (Институт общей и педагогической психологии АПН СССР)
    • (1978 ?1980) (ВГИК)
    • (1979-1980) (ВГИК)
    • «Философия искусства» (Высшие режиссерские курсы:)
    • «Аналитика познавательных форм и онтология сознания» (1979-1980) (Рига, Ростов-на-Дону, Вильнюс)

1976 - выступление «Обязательность формы» на «Круглом столе», организованном ж. «Вопросы философии» по теме «Взаимодействие науки и искусства в условиях НТР».

1980 - переезд в Тбилиси по приглашению директора Института философии АН Грузии академика Нико Чавчавадзе, работа в институте в должности главного научного сотрудника (до 1990 года).

Поздний период творчества

  • Чтение курсов лекций:

(Москва, Институт общей и педагогической психологии АПН СССР; лекции для аспирантов ИОПП и ВНИИ).

  • Первый курс лекций о Прусте (Тбилисский государственный университет).
  • Участие в семинарах и школах Межведомственного совета по проблеме «Сознание», созданного Госкомитетом по науке и технике СССР и Советом министров СССР.

1983 - доклад на II Всесоюзной школе по проблемам сознания («Классический и неклассический идеал рациональности»),

  • Курс лекций «Опыт физической метафизики» (Вильнюс)
  • Второй курс лекций о Прусте (Тбилисский государственный университет)

1984, февраль - выступление «Литературная критика как акт чтения» на Круглом столе по теме: «Литература и литературно-художественная критика в контексте философии и обществоведения», организованном ж. «Вопросы философии».

1987 - первый после 20-летнего перерыва выезд за рубеж, в Италию. Доклад на IV Всесоюзной школе по проблеме сознания.

1987, декабрь - доклад в Институте философии АН CCCP «Проблема сознания и философское призвание»

1987-1990 - активное участие в политической жизни Грузии. Выступления против национализма и экстремизма Гамсахурдиа.

  • участие в конференции «Человек Европы» в Париже,
  • участие в Дортмундской конференции в США.

1988, декабрь - выступление «Феноменология - сопутствующий момент всякой философии» на Круглом столе

МАМАРДАШВИЛИ Мераб Константинович

(1930-1990) - российский философ, сыгравший в 1960- 1980 гг. большую роль в возрождении филос. жизни и филос. климата в стране. М. мало издавался при жизни, но часто выступал с курсами лекций по актуальным проблемам философии в МГУ, во ВГИКе, в Ин-те общей и педагогической психологии, в ун-тах др. республик и стран. Его ученики и последователи записывали эти лекции на магнитофон, перепечатывали. Они и послужили основой для посмертного издания его книг. От лекций М. и от самого его облика веяло подлинной мудростью. Он был образцом честности и искренности в мышлении.
Наиболее известные курсы: «Проблемы анализа сознания» (М., 1974), «Аналитика познавательных форм и онтология сознания» (Рига, 1980), «Опыт физической метафизики» (Вильнюс, 1984) - потом частично вошли в его книги «Классический и неклассический идеалы рациональности» (Тбилиси, 1984), «Необходимость себя» (М., 1996). Очень популярны были лекции М. о Р. Декарте, И. Канте и М. Прусте, вышедшие потом отдельными книгами. Значительная часть наследия М. до сих пор не опубликована.
Главная тема исследовании М. - отология сознания: опыт построения «физической метафизики», проблема превращенных форм сознания, проблема рациональности, проблема живого человека.
Лейтмотивом всех рассуждений М., следующего филос. традиции Декарта, Канта, Э. Гуссерля, Пруста, является фраза «всегда уже поздно», т.е. в любое мгновение мир уже застыл, окаменел. Как поместить себя в глыбе мира на предназначенное только тебе место существования? Нужно попытаться втиснуться в кратчайший промежуток времени, когда мир еще не застыл, увидеть его «первым светом». «Еще на малое время есть свет с вами; ходите, пока есть свет», - приводил он часто слова из Евангелия. Увидеть мир первым светом - значит открыть его для себя, породить заново. Мир не длится автоматически, он должен каждый раз снова и снова порождаться. Устойчиво только то, что порождено каждым. Или порождено заново. Мир воспроизводится и длится, потому что воссоздается каждый раз в каждой точке. Но поскольку каждый раз мир творится заново, то это предполагает определенный метафизический закон - еще ничего не случилось, нет никакого «было», а есть только «есть». Мы говорим о мире, в котором в определенном смысле еще ничего не случилось. Мы находимся в такой точке. Все случится только с моим участием.
Поскольку истинно только то, что заново порождено, что понято и открыто мной, мое понимание - вклад в онтологию мира. Истина не есть вещь, которая лежит в каком-то уголке, ожидая, когда ее откроют. То, что мы должны увидеть, мы не можем ни выдумать, ни получить наблюдением - с нами это должно случиться.
Эта увиденность мира в проблеске света возникает, согласно М., из темноты, которая есть у каждого человека. Темнота - это прежде всего невозможность знания, невозможность делать что-то знанием. Можно ли получить понимание того, что нечто благородно, что нечто есть добро, из к.-н. правила, из общего определения? Это надо каждый раз устанавливать самим, т.е. я должен заново воссоздать понимание. Необходимость воссоздания ч.-л., его принципиальная неопределенность и есть темнота, и у каждого она индивидуальна. Каждая общая истина для каждого из нас непонятна по-своему. Мы должны разрешить ее по-своему, в своей уникальной ситуации, новым возрождением применительно к конкретным явлениям, состояниям.
Высокое, доброе, прекрасное не есть что-то, присущее предметам самим по себе, это не вещи, это то, что не существует без человеческого усилия, все это приходится «держать» самому, а для этого нужно быть живым. Самому понять - значит полностью присутствовать, мир требует полного присутствия. «Полностью присутствовать» - это и значит быть живым.
Только тогда, когда я присутствую полностью, для меня есть красота, есть понимание, есть истина, есть Бог. «Единственная ценность, которую мы ищем во всех проявлениях себя и окружающего, - это живое... Реальная человеческая психология строится на оживлении того, что мертво. Мы оживляем мертвые слова, мертвые жесты, мертвые конвенции. Единственное наше трепетное, то есть волнующее нас отношение ко всему этому в действительности сводится к тому, что за всеми симуляторами и привидениями, за вещами - мы ищем жизнь. И себя как живущего. Ибо ощущать себя живым совсем не просто».
Призвание человека и прежде всего философа - быть живым, реализовать свое понимание и тем самым свое место в мире. И никто вместо тебя этого сделать не может, никому нельзя передоверить этот труд. Философия вообще говорит об уникальных состояниях, актах, которые нельзя передать другому, в которых нельзя даже сотрудничать или разделять труд или друг другу помогать. Возможен, конечно, диалог, но его возможность обусловлена тем, насколько человеку удастся стать сначала один на один с бытием и быть одиноким. Только из нашего метафизического одиночества можно протянуть руку другому.
Самое большое мужество - это мужество идти к тому, о чем в принципе нельзя знать, чего нельзя достичь с помощью знания, а можно постичь, только став живым. А живой человек - это человек, способный всегда быть другим, свободный человек. «В Евангелии, - писал М., - кроме известных всем заповедей, которые философы называют обычно исторической частью Евангелия, есть лишь одна действительная заповедь. Отец заповедовал нам вечную жизнь и свободу. То есть обязал нас к вечной жизни и свободе. Мы вечны, если живы, и нужно идти к тому, чего в принципе нельзя знать. А на это способны только свободные существа. Само это движение есть проявление свободы».

  • - Бух, Лев Константинович - экономист, родился в 1847 г., был студентом юридического факультета в санкт-петербургском, а затем в Московском университетах, но курса не окончил...

    Биографический словарь

  • - , советский скульптор, живописец, график. Народный художник Грузинской ССР. Учился в тбилисской АХ у Н. П. Канделаки...

    Художественная энциклопедия

  • - Мераб - грузинский и российский философ. Работал в редакциях журналов «Вопросы философии» и «Проблемы мира и социализма» , в Институте международного рабочего движения...

    Новейший философский словарь

  • - МАМАРДАШВИЛИ Мераб - грузинский и российский философ. Работал в редакциях журналов ‘Вопросы философии’ и ‘Проблемы мира и социализма’ , в Институте международного рабочего движения...

    История философии

  • - экономист. Напечатал: "Теория ценности" ; "Деньги" ; "Основные элементы политической экономии. Ч. I. Интенсивность труда, стоимость, ценность и цена товаров" и "Жизнь" . {Брокгауз} - экономист...
  • - псковской боярин, убит в бою с немцами при оз. Остречне, 1343...

    Большая биографическая энциклопедия

  • - авт. брош. о народ. образ. в Юго-Зап. крае...

    Большая биографическая энциклопедия

  • - философ, спец. по филос. сознания и истории филос.; большую часть жизни прожил в России. Род. в г. Гори в семье военного. В годы войны отец М. был комиссаром стрелковой дивизии. М. окончил филос. ф-т МГУ...

    Большая биографическая энциклопедия

  • - Мераб Константинович - философ, специалист по философии сознания и истории философии. Окончил философский ф-т МГУ...

    Философская энциклопедия

  • - российский философ, сыгравший в 1960- 1980 гг. большую роль в возрождении филос. жизни и филос...

    Философская энциклопедия

  • - экономист. Напеч.: "Теория ценности" ; "Деньги" ; "Основные элементы политической экономии. Ч. I. Интенсивность труда, стоимость, ценность и цена товаров" и "Жизнь" ...
  • - врач. Окончил курс харьковского университета в 1828 г. и служил преимущественно по военному ведомству. В 1862 г. - вице-директор военно-медицинского департамента. Кроме статей в "Военно-Медиц...

    Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона

  • - русский мелкобуржуазный экономист. Участвовал в народническом движении конца 70-х гг. 19 в. В работе «Земля ≈ народу» разделял основные принципы аграрной программы эсеров, выступал за социализацию земли,...

    Большая Советская энциклопедия

  • - российский экономист. Труды по политэкономии и финансам. Разделял основные принципы аграрной программы эсеров...
  • - российский философ. Учился и работал в Москве, профессор; с 1980 в Грузии...

    Большой энциклопедический словарь

  • - грузинский скульптор, народный художник Грузии, действительный член АХ СССР. Сын К. М. Мерабишвили. Памятник А. С. Грибоедову в Тбилиси, В. И. Ленину в Поти...

    Большой энциклопедический словарь

"МАМАРДАШВИЛИ Мераб Константинович" в книгах

ИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ М. К. МАМАРДАШВИЛИ

автора Скляренко Елена

ИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ М. К. МАМАРДАШВИЛИ Если мы хотим, чтобы что-то окупалось, то мы вообще находимся вне области морали и вне области человеческой духовности. Так устроено. В фундаменте наших моральных духовных оценок заложено, что там, где что-то полезно, мы вообще - вне

ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ М. К. МАМАРДАШВИЛИ

Из книги Мераб Мамардашвили за 90 минут автора Скляренко Елена

ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ М. К. МАМАРДАШВИЛИ Процессы анализа и синтеза/I Вопр. философии. 1958. № 2.Некоторые вопросы исследования истории философии как истории познания II Вопр. философии. 1959. № 12.Исторический метод в «Истории философии» Гегеля II Вести, истории мировой

Мераб

Из книги Материалы Алого Круга - Серия «e2012» автора Хоппе Джефри

Мераб Следующее... Я говорил в последние два месяца и я говорил на некоторых из наших собраний о мераб (merabh). Линда, не могла бы ты записать это на доске? Meраб..Пожалуйста…ЛИНДА: Как ты хочешь, чтобы я написала?АДАМУС: Как в прошлый раз...ЛИНДА: Я не знаю!АДАМУС: М-е-р… Meраб...Что

Мераб

Из книги Хиромантия и нумерология. Секретные знания автора Надеждина Вера

Мераб Происхождение имени арабское - «распределяющий воду». В детстве довольно спокойный, не доставляет особых хлопот родителям. Умеет ладить с детьми. Не любит драк, предпочитает все улаживать по справедливости, без кулаков. Предрасположен к бронхиту. Занимается

ПИСЬМО МЕРАБУ МАМАРДАШВИЛИ

автора

ПИСЬМО МЕРАБУ МАМАРДАШВИЛИ Луи Альтюссер Мой дорогой Мераб, в сегодняшней почте - твое письмо и восхитительное монисто. Очень тронут. Был и твой звонок и новости о тебе, переданные разными знакомыми, в том числе и Анни, которую я видел один раз после

ВОСПОМИНАНИЯ О ВИЛЬНЮССКИХ ЛЕКЦИЯХ МЕРАБА МАМАРДАШВИЛИ

Из книги Опыт физической метафизики автора Мамардашвили Мераб Константинович

ВОСПОМИНАНИЯ О ВИЛЬНЮССКИХ ЛЕКЦИЯХ МЕРАБА МАМАРДАШВИЛИ Альгирдас Дегутис Философия интересовала меня уже в средней школе, но так как в то время (1970) в Вильнюсском университете не было философского факультета, я поступил на отделение английской филологии. Посещая

МАМАРДАШВИЛИ

Из книги Постмодернизм [Энциклопедия] автора

МАГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ МАГИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ - один из наиболее радикальных методов художественного модернизма (см. Модернизм), основанный на отказе от характерной для классического реализма онтологизации визуального опыта. Термин "М.Р." введен Ф.Ро в его монографии

166. Homo soveticus по Мамардашвили и без него

Из книги Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством автора Павловский Глеб Олегович

166. Homo soveticus по Мамардашвили и без него - Есть некоторые тексты, вот как мы с тобой сейчас обсуждали «Охранную грамоту», - понимаешь, почему я рассказал тебе? Чтобы затвердить в сознании, а сейчас вспомнил - мы же обсудили это, да?- Про уровень нерешаемой эпохой

МЕРАБ КОНСТАНТИНОВИЧ МАМАРДАШВИЛИ. (1930-1990)

Из книги Философия Науки. Хрестоматия автора Коллектив авторов

МЕРАБ КОНСТАНТИНОВИЧ МАМАРДАШВИЛИ. (1930-1990) М.К. Мамардашвили - крупнейший современный мыслитель, специалист по философии сознания и познания, истории философии. Доктор философских наук, профессор, окончил философский факультет и аспирантуру МГУ. Работал в журналах

МАМАРДАШВИЛИ Мераб (1930-1990)

Из книги Новейший философский словарь автора Грицанов Александр Алексеевич

МАМАРДАШВИЛИ Мераб (1930-1990) - грузинский и российский философ. Работал в редакциях журналов "Вопросы философии" и "Проблемы мира и социализма" (Прага), в Институте международного рабочего движения. В 1968-1974 - зам. главного редактора журнала "Вопросы философии". В 1974 был уволен

Мераб Мамардашвили и замкнутый круг русской истории

Из книги Веревочная лестница автора Берг Михаил Юрьевич

Мераб Мамардашвили и замкнутый круг русской истории Россия на переломе. Сколько раз уже это было. Сколько раз казалось, что тоталитарное прошлое позади и демократическое будущее неотменимо. Однако проходило время, и заманчивый образ «просвещенного авторитаризма»

24. М.К. Мамардашвили: возрождение свободной мысли

Из книги Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект автора Козлов Владимир Васильевич

24. М.К. Мамардашвили: возрождение свободной мысли Рассматривая проблему трансперсональной традиции в русской культуре, нельзя не упомянуть М.К. Мамардашвили – философа-современника, лишь немного более десятилетия назад ушедшего из жизни. «Философствование вслух» было

Мераб Мамардашвили МЕТАФИЗИКА АРТО

Из книги Театр и его Двойник [сборник] автора Арто Антонен

Мераб Мамардашвили МЕТАФИЗИКА АРТО

Мераб Зассеев «СПАСИБО, БРАТЬЯ!»

Из книги Газета Завтра 862 (21 2010) автора Завтра Газета

Мераб Зассеев «СПАСИБО, БРАТЬЯ!» РУСЬ Кто шёл в веках и с Богом, и с мечтой, Суровых лет покорно дни листая? Я не знавал Америку святой, А Русь - она всегда была святая. К лицу ей справедливости уклад, Россию не учите жить, не надо: Она -

Мераб Мамардашвили. Лекции по античной философии

Из книги Сборник статей автора Бибихин Владимир Вениаминович

Мераб Мамардашвили. Лекции по античной философии После уничтожения у нас 80 лет назад праздных классов не при деле, заботы и хлопоты не в счет, остались почти все мы. У нашей бедной праздности свои занятия, большей частью тоже благородные, в немалой мере мы философствуем.

МАМАРДАШВИЛИ Мераб Константинович - философ, культуролог, доктор философских наук, профессор. Окончил философский факультет МГУ в 1954г. После окончания аспирантуры с 1957 г. работает в журнале «Вопросы философии», ас 1961 г. - в Праге в журнале «Проблемы мира и социализма». С 1966 г. Мамардашвили в Москве работает вначале зав. отделом Института международного рабочего движения, затем в Институте истории естествознания и техники АН СССР, а с 1968 по 1974 г. - заместителем главного редактора журнала «Вопросы философии». С 1980 г. - главный научный сотрудник Института философии АН Грузинской ССР.

Исходной в культурологических исследованиях Мамардашвили была постановка вопроса о том, каков смысл возвышения человека над самим собой. Мамардашвили считает, что именно к этому сводится предназначение и европейской, и русской культуры, у истоков которой два исторических начала:

античное и христианское. Если античность оставила в наследство европейской культуре веру во всемогущество разума, то христианство внесло в западное сознание идею нравственного восхождения человека.

Именно эти две культурологические предпосылки, исторически содержательно меняясь, предопределяют своеобразие европейской культуры, служат основой возвышения личности. В этой связи Мамардашвили постоянно любил повторять, что человек рождается дважды: первый раз как природное, биологическое существо, т. е. от родителей, второй раз - как культурное нравственное существо.

Это означает, что человек в культурном контексте - это не какой-то эмпирически наглядный индивид, обладающий теми или иными природными свойствами - это «возможный человек», находящийся в состоянии постоянного «заново-рождения», которому только собственными усилиями удается оторваться от «колеса рождения» и тем самым перевести себя, свою мысль, свою нравственность, свои поступки в состояние личностного становления. Это, как полагает Мамардашвили, невозможно без культуры, которая, будучи сферой символов, упорядочивает человеческие состояния и смыслы, благодаря чему мы и можем жить по-человечески.

Память человеку не дана. Ее не было бы, если она зависела бы от природного материала: от нашей физической способности сохранять ее во времени. И тогда человек обращается к культуре. Вначале к мифу, к философии, затем к религии, к искусству, поскольку именно эти культурные формы есть способы организации и конструирования человеческих сил или самого человека. Стало быть, человек как личность есть искусственное существо, рождаемое не природой, а саморождаемое через культурно изобретенные устройства, стремление к которым философы обозначили термином трансцендирование. Тем самым личность есть нечто трансцендентное по отношению к культуре, по отношению к обществу.

Остро переживая за все происходящее в культурной жизни нашей страны, Мамардашвили считал, что в России долгое время не было автономной философии. Она возникает с Чаадаевым. Потом уже, после Вл. Соловьева, появился феномен светской автономной философии, хотя русская философия была религиозной. Свой творческий путь Мамардашвили начинал с изучения истории философии, а в 70-е гг. он формулирует идею своего философского дискурса как события мысли. Мамардашвили обращается к анализу трансцендентальных оснований европейской культуры эпохи нового времени и Просвещения. Его органичным жанром было философствование вслух, за что его называли «грузинским Сократом». Изданием наследия Мамардашвили, представленного многочисленными лекциями, которые он читал в Москве, Тбилиси, Риге, Вильнюсе, Ростове-на-Дону, занимается специальный Фонд, названный его именем.

Сочинения

1. Мамардашвили М. К. Формы и содержание мышления. М., 1968.

2. Мамардашвили М. К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси,1984.

3. Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М., 1992.

4. Мамардашвили М. К. Картезианские размышления. М., 1993.

5. Мамардашвили М. К. Необходимость себя.М., 1996.

6. Мамардашвили М. К. Путь к очевидности. Лекции по античной философии. М.,1997.

7. Мамардашвили М. К. Лекции о Прусте. М., 1995.

Литература

1. Встреча с Декартом. Материалы чтений / Под ред. В. А. Кругликова и Ю. П. Сенокосова. М., 1996.

2. Зинченко В. Л. Посох Осипа Мандельштама и трубка Мамардашвили: К началам органической психологии. М., 1997.

Как я понимаю философию 1

<...> Культура не совокупность... готовых ценностей и продуктов, лишь ждущих потребления или осознания. Это способность и усилия человека быть, владение живыми различиями, непрерывно, снова и снова возобновляемое и расширяемое: в противном случае с любых высот можно упасть. Это очевидно в сегодняшней антропологической катастрофе. <...>

<...> ...Возвращаясь к культуре, - фактически проблема ее состоит не в том, как нам распорядиться существующими и нами помнимыми свершениями человеческого духа, человеческого умения, а в том, насколько мы понимаем, что все это не самодостаточно, не самоположено, что хаос, как я сказал, не позади, а окружает каждую точку культурного существования внутри самой культуры. И дополнительным, все время восполняющим условием культуры является свершение - всегда случайное - именно такого рода живых состояний или живых актов, которые сами по себе не являются ценностными, полезными, а являются тем, что Кант называл «беспонятыми ценностями», или «бесцельными целями».<...>

<...> Так вот, если эти акты не совершаются, если не находится в культуре достаточного числа людей, способных на поддержание этого на вершине собственного усилия, то ничего нет. А если что-то и есть, то это всего лишь тени, неотличимые от живого.<...>

<...> Если истребить в нации личностные начала, которые вненациональны, являются историческими началами человека как такового, независимо от его этнической принадлежности, то лучшие черты нации исчезнут. А между тем это основа любой духовности, ибо ее суть в том, что выше родины всегда стоит истина (это, кстати, христианская заповедь); лишь личность способна - превыше всего - искать ее и в последней прямоте высказывать.<...>

<...> Но главное - быть достойным, что бы ни случилось. Это фундамент или основание культуры нового времени. Существование человека один на один с миром, без каких-либо гарантий, которые были бы внешни человеку и человеческому сознанию, некоторое открытое пространство, в котором прочерчивается только путь, твой путь, который ты должен проделать сам.<...>

<...> Ведь мы постоянно живем в ситуации, которую одной фразой очень точно описал Платонов. Один из его героев вместо «голоса души» слышит «шум сознания», льющийся из репродуктора. Каждый из нас на собственный страх и риск, в своем конкретном деле, внутри себя должен как-то противостоять этому «шуму». Ибо, как я уже говорил, человек с одичавшим сознанием, с упрямыми представлениями о социальной реальности и ее законах не может жить вXX веке.<...>

О философии 2

<...> Человек - это не вещь, не статичное состояние, а событие, состоящее из совокупности событий: таких, как человеческая любовь, вера, честность, мысль и т. д. У Платона есть странная формула: человек не то и не то, человек-символ (через дефис!).

Обратимся к этимологическому анализу языка, запечатленному в слове «символ». Символ - это разъятая на две части дощечка. Представьте, что эти части запущены в широкий поток, в круговращение по разным траекториям и что где-то они соединяются... Соединение и есть событие - человек. Вот что имел в виду Платон, говоря «человек-символ». Человек это акт, а не факт.<...>

Необходимость себя 3

<...> Философы делали один математически точный ход в -философии, а именно: если они что-нибудь обосновывали, скажем мышление, возможности человека во что-то верить, быть, то исходным основанием выступала свобода... Свобода - это феномен, который имеет место там, где нет никакого выбора. Свободой является нечто, что в себе самом содержит необходимость... Нечто, что является необходимостью самого себя, и есть свобода. <...>

<...> За примерами далеко ходить не надо... Что такое совесть? От голоса совести уйти нельзя, если он, конечно, есть. А если он есть, он есть целиком. Так ведь? Значит, совесть не делает никакого выбора. Нет выбора! А с другой стороны, совесть есть феномен, который сам в себе содержит свою причину; у нее нет внешней причины. Совесть есть причина самой себя. Поэтому поступок и называется совестливым, а не каким-либо другим.<...>

<...> Существуют личностные основания нравственности и поведения, которые принадлежат другому пространству и времени, нежели пространство и время тех или иных культур или идеологий. И человеческое достоинство зависит от того, есть это личностное основание или его нет. У человека, который целиком вложил свою душу в судьбы социального дела, душа может быть подмята превратностями самого этого дела. Мы же его не контролируем. Если мы все туда вложили, то неизвестно, с чем окажемся. Иначе говоря, нравственность должна иметь де-факто некоторые абсолютные основания, вневременные. <...>

<...> Так вот, под трансцендированием имеется в виду способность человека трансформироваться, то есть выходить за рамки и границы любой культуры, любой идеологии, любого общества и находить основания своего бытия, которые не зависят от того, что случится во времени с обществом, культурой, с идеологией или с социальным движением. Это и есть так называемые личностные основаниям...>

<...> История - очень странная вещь. Я уже говорил, что человеческая жизнь несовершенна потому, что мы мало на что способны. Ведь часто мы даже не способны на акт жизни в истинном, строгом смысле этого слова. И эта неспособность сказывается в истории. Например, известно, что Просвещение - это борьба против церкви и религии. А в действительности Просвещение есть продолжение евангельской культуры, реализации истинного смысла Евангелия. Какого смысла? Что такое Просвещение? Это взрослое состояние человечества или взрослое состояние человека, когда он способен и имеет силы на то, чтобы думать своим умом, действовать и идти, не нуждаясь в помощи и костылях.<...>

<...> Вместо того чтобы любить человека, стоящего перед тобой, мы любим «человечество», которое расположено в некоей мистической точке, и поэтому мы ничего не любим. Всегда нас можно дернуть за ниточку, и мы подчинимся совершенно другому движению. Поэтому же и наша «всесердечность» есть в действительности не «Бесчеловечность», а постоянное несовпадение с тем, что «реально» и что «сейчас». Это несовпадение всегда трансцендировано в пользу какого-то будущего. <...>

<...> Это можно понять, только поместив себя в поле долгосрочно действующих сил, в некий дух истории. И там спросить себя, что сломалось где-то далеко в структурах российской истории, что оказалось не сделанным и эсхатологической страстью не покрыто. Не покрыто самой существенной страстью, говорящей человеку, что самое большое честолюбие - это исполниться, «пребыть» раз и навсегда, а не жить в дурной повторяемости мифа, который является доисторическим существованием. Поэтому я наряду с личностью и человеческой формой вводил проблему истории. И именно проблема истории является для нас проблемой «как таковой». Иными словами, есть ли у нас форма, называемая «историей» или нет?<...>


Лев Николаевич ГУМИЛЕВ

ГУМИЛЕВ ЛевНиколаевич - русский этнолог, историк, географ, создатель теории этногенеза, родился в семье поэтов «серебряного века» А. Ахматовой и Н. Гумилева. В 1930 г. закончил среднюю школу в Ленинграде и подал заявление о приеме в Ленинградский университет, но ему было отказано из-за социального происхождения. Он поступает чернорабочим на службу в трамвайное управление города. Встает на учет на бирже труда, которая в 1931 г. направляет его на работу в Геолого-разведочный институт в качестве коллектора в поисковую экспедицию на Саяны. В 1932 г. Гумилев становится научно-техническим сотрудником экспедиции на Памир. Здесь он по своей инициативе, вне рабочего времени, занимается исследованием земноводных животных, что не понравилось начальству, и он поступает на работу малярийным разведчиком на местную малярийную станцию. Усиленно занимается изучением таджикско-персидского языка, овладевает секретами арабского письма. В 1933 г. Гумилев в качестве научно-технического сотрудника археологической экспедиции принимает участие в раскопках стоянки палеолита Аджи-Каба (Крым). В 1934 году Лев Николаевич поступает в Ленинградский университет на исторический факультет, где слушает курсы В. В. Струве, Е. В. Тарле, С. И. Ковалева и др. В 1935 г. последовал его первый арест. Обращение Ахматовой к Сталину спасает Гумилева и арестованных студентов университета. Тем не менее он был исключен из университета. Он самостоятельно продолжает посещать Ленинградское отделение Института востоковедения АН СССР, где изучает письменные источники по истории древних тюрков. В 1937 г. восстанавливается в Ленинградский университет, но в начале 1938 г. его арестовывают вторично; осужден на пять лет. Срок он отбывает в Норильске, работая на медно-никелевой шахте. В 1944 г. получает разрешение и принимает участие в Великой Отечественной войне, которую закончил в Берлине. В 1946 г. Гумилев экстерном сдает экзамены, заканчивает Ленинградский университет и поступает в аспирантуру, но после ждановского доклада о журналах «Звезда» и «Ленинград» и постановления ЦК ВКП(б) по этому поводу Гумилева исключают из аспирантуры. В 1947 г. он поступает на работу в Ленинградскую психотерапевтическую больницу библиотекарем и благодаря положительной характеристике больницы допускается к защите диссертации на звание кандидата исторических наук. В 1948 г. был принят научным сотрудником в Музей этнографии народов СССР. В 1949 г. он снова арестован и без всякой мотивировки осужден Особым совещанием на десять лет лагерей. В 1956 г. Гумилева реабилитируют, он становится библиотекарем Эрмитажа. Вскоре он завершает и успешно защищает (1962) докторскую диссертацию по историческим наукам на тему «Древние тюрки». После защиты был приглашен на работу в Научно-исследовательский институт географии при Ленинградском университете, где работал до выхода на пенсию в 1968 г. В 1974 г. неутомимый исследователь защитил вторую докторскую диссертацию по географическим наукам на тему «Этногенез и биосфера Земли».

Гумилев является автором глубоко новаторских исследований по истории и культуре кочевников Средней и Центральной Азии за период с III в. до н. э. по XV в. н. э., исторической географии, создателем теории этногенеза и др. Начало формирования теории этногенеза относится к довоенному периоду творчества Гумилева и было связано с идеей пассионарности (понимаемой как феномен энергоизбыточности), которая «в марте 1939 г., - писал позже Гумилев, - проникла в мозг... как удар молнии». Опираясь на методологию биологии и географии, Гумилев создает теорию гексафазного этногенеза: фаза подъема (стабильный рост пассионарного напряжения после пассионарного толчка); фаза акматическая (максимальное пассионарное напряжение этноса); фаза надлома (раскол этнического поля); фаза инерции (плавное уменьшение пассионарности); фаза обскурации (снижение пассионарного напряжения до уровня ниже гомеостатического); фаза мемориальная (переход к этническому гомеостазу). Основу пассионарного толчка Гумилев усматривает в процессах космического происхождения. В полном объеме свою теорию Гумилев применил к объяснению этнических ритмов Евразии (Гумилев был последователем историософии евразийцев) и к исторической интерпретации русского суперэтноса и его культуры. В одном из последних своих интервью Гумилев утверждал, что Россия, являясь открытой для достижений мировой цивилизации, «будет спасена только через евразийство».

Сочинения

1. Гумилев Л. Н. Древние тюрки. М., 1967.

2. Гумилев Л. Н. Хунну. М., 1960.

3. Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970.

4. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1993.

5. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990.

6. Гумилев Л. Н. География этноса в исторический период. Л., 1990.

7. Гумилев Л. Н., Панченко А. М. Чтобы свеча не погасла: Диалог Л.,1990.

8. Гумилев Л. Н. От Руси к России: Очерки этнической истории М., 1992.

9. Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации. М., 1993.

10. Гумилев Л. Н. Этносфера: История людей и история природы. М.,1993.

11. Гумилев Л. Н. Сочинения: Древний Тибет. М., 1993.

12. Гумилев Л. Н. Конец и вновь начало. М., 1994.

Литература

1. Лев Николаевич Гумилев. Библиографический указатель. Казань, 1990.

2. Л. Н. Гумилев. Биография научной теории, или Автонекролог // Гумилев Л. Н. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993.

3. «Арабески» истории: сборник. М., 1994.

4. Последний евразиец: Жизнь и книги Л. Н. Гумилева. М., 1997.

География этноса в исторический период 1

<...> Пассионарность - это характерологическая доминанта, непреоборимое внутреннее стремление (осознанное или, чаще, неосознанное) к действительности, направленной на осуществление какой-либо цели (часто иллюзорной). Заметим, что цель эта представляется пассионарной особи иногда ценнее даже собственной жизни, а тем более жизни и счастья современников и соплеменников. Пассионарность отдельного человека может сопрягаться с любыми способностями: высокими, средними, малыми; она не зависит от внешних воздействий, являясь чертой психической конституции данного человека; она не имеет отношения к этике, одинаково легко порождая подвиги и преступления, творчество и разрушения, благо и зло, исключая только равнодушие; она не делает человека «героем», ведущим «толпу», ибо большинство пассионариев находится в составе «толпы», определяя ее потентность в ту или иную эпоху развития этноса. Модусы пассионарности разнообразны: тут и гордость, стимулирующая жажду власти и славы в веках; тщеславие, толкающее на демагогию и творчество; алчность, порождающая скупцов, стяжателей и ученых, копящих знания вместо денег; ревность, влекущая за собой жестокость и охрану очага, а примененная к идее - создающая фанатиков и мучеников. Поскольку речь идет об энергии, то моральные оценки неприменимы: добрыми или злыми могут быть сознательные решения, а не импульсы.<...>

<...> ...Взрыв пассионарности (или флуктуация ее) создает в значительном числе особей, обитающих на охваченной этим взрывом территории, особый нервно-психический настрой, что является поведенческим признаком. Возникший признак связан с повышенной активностью, но характер этой активности определяется местными условиями: ландшафтными, этнокультурными, социальными и неповторимыми, хотя процессы этногенеза сходны. Вот почему все этносы оригинальны и неповторимы, хотя процессы этногенеза сходны. <... >

<...> ...Социальная и этническая история не подменяют друг друга, а дополняют наше представление о процессах, проходящих на поверхности Земли, где сочетаются «история природы и история людей». <...>

<...> ...Исходный момент любого этногенеза-специфическая мутация небольшого числа особей в географическом ареале. Такая мутация не затрагивает (или затрагивает незначительно) фенотип человека, однако существенно изменяет стереотип поведения людей. Но это изменение - опосредованно: воздействию подвергается, конечно, не само поведение, а генотип особи. Появившийся в генотипе вследствие мутации признак пассионарности обуславливает у особи повышенную по сравнению с нормальной ситуацией абсорбцию энергии из внешней среды. Вот этот-то избыток энергии и формирует новый стереотип поведения, цементирует новую системную целостность. <...>

<...> В энергетическом аспекте этногенез является источником культуры. Почему? Объясняю. Этногенез идет за счет пассионарности. Именно эта энергия - пассионарность и растрачивается в процессе этногенеза. Она уходит на создание культурных ценностей и политическую деятельность: управление государством и написание книг, ваяние скульптур и территориальную экспансию, синтез новых идеологических концепций и строительство городов. Любой такой труд требует усилий сверх тех, что необходимы для нормального существования человека в равновесии с природой, а значит, без пассионарности ее носителей, вкладывающих свою избыточную энергию в культурное и политическое развитие своей системы, никакой культуры и никакой политики просто не существовало бы. Не было бы ни храбрых воинов, ни жаждущих знания ученых, ни религиозных фанатиков, ни отважных путешественников. И ни один этнос в своем развитии не вышел бы за рамки гомеостаза, в котором жили бы в полном довольстве собой и окружением трудолюбивые обыватели. К счастью, дело обстоит иначе, и мы можем надеяться, что на наш век хватит и радостей, связанных с этногенезом и культурой. Однако всякая энергия имеет два полюса, и пассионарная энергия (биохимическая) - не исключение. На этногенезе биполярность сказывается тем, что поведенческая доминанта может быть направлена в сторону усложнения систем, т. е. созидания или упрощения их.<...>

<...> Спад пассионарности этнических систем проявляется медленно. В угасающей системе еще долго появляются пассионарные особи, тревожащие соплеменников несбыточными стремлениями. Они всем мешают, от них избавляются. Постепенно приближается уровень «золотой посредственности». <...>

<...> Фаза надлома-это возрастная болезнь этноса, которую необходимо преодолеть, чтобы обрести иммунитет. Этнические коллизии в предшествующей -- акматической и последующей - инерционной фазах не влекут столь тяжелых последствий, ибо не сопровождаются столь резкими изменениями уровня пассионарности, как при надломе, и раскола этнического поля в этих фазах не происходит. <... >

Примечания

1 Работа была впервые издана в Ленинграде в 1990 г.


Дмитрий Сергеевич ЛИХАЧЕВ

ЛИХАЧЕВ Дмитрий Сергеевич - филолог, историк русской культуры, общественный деятель, академикРАН.

Лихачев закончил Ленинградский университет по факультету общественных наук в 1928 г. В том же году был арестован и сослан в Соловецкий лагерь особого назначения. Освободившись в 1932 г., Лихачев работает литературным редактором, а в 1937 г. переходит в Отдел древнерусской литературы Пушкинского Дома, с которым будет связана вся его дальнейшая жизнь. Весной 1943 г. Лихачев с семьей был выслан в Казань. В 1947 г. он подготовил и защитил докторскую диссертацию по истории русского летописания.

Диапазон его интересов огромен: это исследования русской литературы от ее возникновения до наших дней, проблемы искусствознания. Известны его многочисленные работы по древнерусскому искусству и написанная на материале европейских культур средневековья и нового времени книга «Поэтика садов» (1982). Профессионально занимается Лихачев и проблемами культуры: ему принадлежит концепция «экологии культуры». Культура понимается Лихачевым в очень широком смысле: это и литература, и архитектура, и музыкальное наследие, это и нравственная культура, и фольклор. Защита памятников культуры - одна из главных забот Лихачева, бессменного председателя Фонда культуры.

В области истории русской культуры он выдвинул смелую и потому часто оспариваемую гипотезу о русском предвозрождении. Он нашел объяснение «возврату к своей античности» и зарождению «второго монументализма» XVI века.

Сила творческого метода ученого - в умении охватить «дух эпохи» во всех его проявлениях. Блестящим примером такого охвата является монография «Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого» (1962). Здесь можно найти рассуждения о развитии русского Просвещения на Руси рубежа XIV – XV вв., о русско-византийских связях, о литературе и изобразительном искусстве, о новых чертах и нравах и быте той эпохи. Все эти темы тесно сопряжены друг с другом и в целом создают рельефную характеристику переломного периода в истории русской духовной культуры. В золотой фонд отечественной филологии входит и сборник работ Лихачева «"Слово о полку Игореве" и культура его времени» (1978). Системность и историзм - главные параметры, заложенные в основу исследований Лихачева.

В «Поэтике садов» Лихачев предпринимает попытку увидеть в садах и парках не просто источник красоты, но и специфические художественные тексты, отражающие общественное сознание, философские взгляды, имеющие свою эволюцию в эпоху средневековья, Ренессанса, барокко, классицизма, романтизма. Отсюда возникает мысль об отношении к садам и паркам как к памятникам национальной культуры, а проблема в целом приобретает нравственное значение как часть проблемы взаимоотношения человека с природой.

Сочинения

1. Лихачев Д. С. Архитектурно-художественные памятники Соловецких островов. Л.,1980.

2. Лихачев Д. С. Классическое наследие и современность. Л., 1981.

3.Лихачев Д. С. Поэзия садов. Л., 1982.

4. Лихачев Д. С. Заметки о русском. М., 1984.

5. Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. М.,1985.

6. Лихачев Д. С. Избранные работы: В 3 т. Л., 1987.

7. Лихачев Д. С. Великий путь: Становление русской литературы XI-XVIII вв. М., 1987.

8. Лихачев Д. С., Самвелян Н. Г. Диалоги о дне вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем. М., 1988.

9. Лихачев Д. С. Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет. Л., 1989.

10. Лихачев Д. С. Книга беспокойств. М., 1991.

11. Лихачев Д. С. Статьи ранних лет. Тверь, 1993.

12. Лихачев Д. С. Великая Русь: История и художественная культура. М., 1994.

13. Лихачев Д. С. Воспоминания. СПб., 1995.

14. Лихачев Д. С. Великое наследие: Классические произведения литературы Древней Руси. М., 1996.

15. Лихачев Д. С. Россия. Запад. Восток. Встречные течения. СПб., 1996.

16. Лихачев Д. С. Очерки по философии художественного творчества. СПб., 1996.

17. Лихачев Д. С. Без доказательств. СПб., 1996.

18. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. СПб., 1997.

Литература

1. Русское подвижничество / Сб. статей, посвященных 90-летию со дня рождения Д. С. Лихачева. М., 1996.

2. Творогов О. В. Академик Д. С. Лихачев II Известия РАН. Серия языка и литературы. 1966. Т. 55. № 6.

Книга беспокойств 1

<...> Широта свойственна не только пространству, населенному русью, но и натуре русского человека, русской культуре. Многообразие форм, многообразие собственного культурного наследия, многообразие «областных» культурных гнезд и книжных центров в значительной мере определяло исключительную свободу в обращении с культурными ценностями разных времен и разных народов.<...>

<...> Русская культура не перенимала, а творчески распоряжалась мировыми культурными богатствами. Огромная страна всегда владела огромным культурным наследством и распоряжалась им с щедростью свободной и богатой личности. Да, именно личности, ибо русская культура, а вместе с ней и вся Россия является личностью, индивидуальностью. <... >

<...> И все-таки есть одна черта в русской культуре, которая явственно сказывается во всех ее областях: это значение эстетического начала. <...>

<...> Есть еще одна черта русской культуры, которая неразрывно связана с ее особенностью как личности, индивидуальности. В произведениях русской культуры очень велика доля лирического начала, собственного авторского отношения к предмету или объективного творчества.<...>

<...> Путь, по которому должно идти развитие культуры, мне кажется, ясен... Это прежде всего преимущественное обращение к человеческим ценностям. Возвращение к гуманитарным наукам, искусству, моральным богатствам. Подчинение техники интересам гуманитарной культуры. Это - развитие индивидуальных особенностей каждого человека. Свобода развития человека, человеческой личности в том направлении, которое больше всего способствует выявлению талантов, всегда индивидуальных, всегда «неожиданных». Формирование человеческой личности, сопротивление обезличивающей человека «массовой культуре». Отсюда вытекает и другое чрезвычайно важное направление: сохранение национальной индивидуальности во всех сферах культуры. Путь к подлинному интернационализму лежит через признание ценности и самостоятельности всех национальных культур.

Советский Союз, и в нем Россия, были и остаются государственными обозначениями, чья культура развивалась через обмен культурным опытом огромного числа народов и наций, вошедших в их состав. Ни одна страна в мире не имеет такого разнообразия и такого взаимопроникновения культур, как наша.<...>

Нельзя уйти от самих себя...

Историческое самосознание и культура России 2

<... > Обычно русскую культуру характеризуют как промежуточную между Европой и Азией, между Западом и Востоком, но это пограничное положение видится, только если смотреть на Русь с Запада. На самом же деле влияние азиатских кочевых народов было в оседлой Руси ничтожно. Византийская культура дала Руси ее духовно-христианский характер, а Скандинавия в основном - военно-дружинное устроение.

В возникновении русской культуры решающую роль сыграли Византия и Скандинавия, если не считать собственной ее народной, языческой культуры. Через все гигантское многонациональное пространство Восточно-Европейской равнины протянулись токи двух крайне несхожих влияний, которые и сыграли определяющее значение в создании культуры Руси. Юг и Север, а не Восток и Запад, Византия и Скандинавия, а не Азия и Европа.<...>

<...> Нам, русским, необходимо наконец обрести право и силу самим отвечать за свое настоящее, самим решать свою политику - и в области культуры, и в области экономики, и в области государственного права, - опираясь на реальные факты, на реальные традиции, а не на различного рода предрассудки, связанные с русской историей, на мифы о всемирно-исторической «миссии» русского народа и на его якобы обреченность в силу мифических представлений о каком-то особенно тяжелом наследстве рабства, которого не было, крепостного права, которое было у многих, на якобы отсутствие «демократических традиций», которые на самом деле у нас были, на якобы отсутствие деловых качеств, которых было сверхдостаточно (одно освоение Сибири чего стоит), и т. д. и т. п., у нас была история не хуже и не лучше, чем у других народов.

Мы свободны - и именно поэтому ответственны. Хуже всего все валить на судьбу, на авось, надеяться на «кривую». Не вывезет нас «кривая»!

Если мы сохраним нашу культуру и все то, что способствует ее развитию, - библиотеки, музеи, архивы, школы, университеты, периодику, - если сохраним неиспорченным наш богатейший язык, литературу, музыкальное образование, научные институты, то мы безусловно будем занимать ведущее место на Севере Европы и Азии.

Примечания

1 «Книга беспокойств», вышедшая в 1991 г., представляет собой сборник статей, бесед, выступлений и воспоминаний Д. С. Лихачева.


Моисей Самойлович КАГАН

КАГАН Моисей Самойлович. В 1938 г. окончил в Ленинграде среднюю школу, а в 1942 г. филологический факультет Ленинградского государственного университета. Каган - участник Великой Отечественной войны в рядах народного ополчения Ленинграда. С 1944 по 1947 г. - аспирант кафедры истории искусств исторического факультета Ленинградского университета, и с 1946 г. - ассистент той же кафедры. В 1948 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Французский реализм XVII века», в 1966 г. - докторскую диссертацию на основании книги «Лекции по марксистско-ленинской эстетике». В настоящее время Каган - профессор философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета, Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена и Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов. Член ряда творческих союзов и ассоциаций. Вице-президент и руководитель Отделения наук о культуре Академии гуманитарных наук, организованной в Санкт-Петербурге. Заслуженный деятель науки Российской Федерации. Опубликовал около шестисот книг, брошюр и статей в нашей стране и за рубежом - в Болгарии, Венгрии, Германии, Грузии, Китае, Польше, США, Франции, Эстонии, Японии, на Кубе.

Сочинения

1. Каган М. С. Начала эстетики. М., 1964.

2. Каган М. С. Лекции по марксистско-ленинской эстетике. 1-е изд. Л., 1963 - 1966; 2-е изд. Л., 1971; 3-е переработанное русское изд. - «Эстетика как философская наука» (СПб., 1997), несколько переводных изданий.

3. Каган М. С. Морфология искусства. Л., 1972.

4. Каган М. С. Человеческая деятельность. Опыт системного исследования. М.,1974.

5. Каган М. С. Мир общения: Проблема межсубъектных отношений. М., 1979.

6. Каган М. С. Системный подход и гуманитарное знание. Л., 1981.

7. Каган М. С. Музыка в мире искусств. СПб., 1996.

8. Каган М. С. Философия культуры. СПб:, 1996.

9. Каган М. С. Град Петров в истории русской культуры. СПб., 1996.

10. Каган М. С. Философская теория ценности. СПб., 1997.

11. Каган М. С. История культуры Петербурга. СПб., 1998.

12. Каган М. С. Искусствознание и художественная критика. Избр. статьи. СПб., 1998.

13. Kagan М. S. Mensch - Kultur - Kunst: Systemanalytische Untersuchung. Hamburg, 1994.

Лабиринты современной культуры 1

Современность во всех ее проявлениях всегда представляет наибольшие трудности для научного изучения, так что нередко возможности такого изучения вообще отвергаются. Но особенно сложным следует признать изучение современного состояния общества, человека, культуры в концеXX века, потому что оно оказывается многоликим, калейдоскопичным, противоречивым до такой степени, что вызывает у пытающихся разобраться в происходящем прямо противоположные суждения; это сказалось с предельной отчетливостью в литературе о Постмодернизме.

Системное рассмотрение современной культуры выявляет, в соответствии с критерием необходимости и достаточности, следующие ее признаки:

а) система внешних отношений культуры имеет синхроническое и диахроническое измерения: это отношения современной культуры к основным компонентам ее среды - к природе, к обществу, к человеку, и ее отношение к культурному прошлому человечества, высший уровень которого именуется классикой",

б) система отношений, складывающихся внутри современной культуры, имеет те же два измерения: ее синхронический «разрез» предполагает рассмотрение на одном уровне отношений «Запад – Восток», а на другом - взаимоотношений элитарной культуры и массовой; диахронический анализ предполагает исследование отношения Постмодернизма к Модернизму, из которого он непосредственно вырастает, и прогноз дальнейшего движения культуры от явно переходного постмодернистского ее состояния.

Мераб Константинович Мамардашвили (груз. ; 15 сентября 1930 года, Гори, Грузинская ССР, СССР - 25 ноября 1990 года, Москва) - советский философ, доктор философских наук (1970), профессор МГУ.

Биография

Он вышел с потухшей трубкой, сел в кресло в ближнем углу сцены, внимательно осмотрел присутствующих и повел тихий разговор о вечных метафизических проблемах

Родился в городе Гори Грузинской ССР в семье кадрового военнослужащего Константина Николаевича (ум. 1970), мать - Ксения Платоновна, происходила из старинного грузинского аристократического рода Гарсеванишвили. Детство до начала Великой Отечественной войны провёл в украинском городе Виннице, где служил его отец, там Мераб пошёл в первый класс; до того семья пребывала в Ленинграде, где в 1934-1938 гг. в Военно-политической академии учился глава семейства, а после того - в Киеве. После начала войны глава семейства ушёл на фронт, а семья была эвакуирована в Тбилиси. Там М. К. Мамардашвили учился в 14-й средней школе и окончил её в 1949 году с золотой медалью. Поступил на философский факультет Московского государственного университета, который окончил в 1954 году. Ко времени поступления в университет относится начало дружбы М. К. Мамардашвили с Эрнстом Неизвестным, впоследствии знаменитым скульптором.

В начале 1950-х годов в Москве прошёл ряд острых дискуссий по актуальным вопросам философии, связанных с смертью И. В. Сталина. На философском факультете МГУ появился ряд неформальных групп, сыгравших важную роль в развитии философской мысли в СССР, в том числе т. н. группы гносеологов (Э. В. Ильенков, В. И. Коровиков и др.) и Московского логического (позднее методологического) кружка (А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин, М. К. Мамардашвили, Г. П. Щедровицкий и др.). М. Мамардашвили был одним из основателей Московского логического кружка. В мае 1954 г. проходит дискуссия по «Гносеологическим тезисам» Ильенкова и Коровикова. Происходит окончательное формирование кружка «диалектических станковистов» (А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин, Г. П. Щедровицкий, М. К. Мамардашвили).

На 4-м курсе М. К. Мамардашвили проваливает экзамен по политической экономии социализма. В газете «Московский Университет» от 6 января 1953 г. читаем: «Отличник Мамардашвили не смог правильно разобраться в вопросе о двойственной природе крестьянского хозяйства». Уже во время учёбы в университете его интересует человеческое сознание; природа мышления - сквозная тема его философии. Он защищает дипломную работу «Проблема исторического и логического в „Капитале“ Маркса».

В 1954-1957 гг. учится в аспирантуре МГУ, которую окончил, и в те же годы участвует в работе логико-методологического семинара под руководством А. А. Зиновьева.

После окончания аспирантуры (1957) редактор-консультант в журнале «Вопросы философии», где была опубликована его первая статья «Процессы анализа и синтеза» (1958). В 1961 году в Москве состоялась защита М. К. Мамардашвили кандидатской диссертации «К критике гегелевского учения о формах познания». Тогда же он вступил в члены КПСС.

В 1961 году Международный отдел ЦК КПСС направил Мамардашвили в Прагу на работу в журнал «Проблемы мира и социализма», где он - заведующий отделом критики и библиографии (1961-1966); об этом периоде своей жизни философ поведал в одном из своих многочисленных интервью времён перестройки). К тому времени относится прочтение им романа М. Пруста «В поисках утраченного времени», сыгравшего значительную роль в его дальнейшем творчестве. Он имел служебные командировки в Италию, ФРГ, ГДР, на Кипр. Затем последовал отказ в продлении командировки в Париж, Мамардашвили был отозван в Москву, став на несколько лет «невыездным».

Мамардашвили работал в научно-исследовательских институтах Москвы, в том числе в 1966-1969 гг. завотделом в Институте международного рабочего движения АН СССР вместе с такими философами, как П. П. Гайденко, Ю. Н. Давыдов, Э. Ю. Соловьев, А. П. Огурцов. В 1968-1974 гг. заместитель главного редактора журнала «Вопросы философии» И. Т. Фролова, - по приглашению последнего. В то же время читал лекции на психологическом факультете МГУ («Проблемы анализа сознания»). К тому времени относится и начало дружбы им с Юрием Петровичем Сенокосовым и Александром Моисеевичем Пятигорским. Также М. К. Мамардашвили читал лекции в Институте кинематографии, на Высших курсах сценаристов и режиссёров, в Институте общей и педагогической психологии АПН СССР, в других городах - в Риге, Вильнюсе, Ростове-на-Дону по приглашению или рекомендации друзей. Эти лекции, или беседы, как он их называл, по большей части записанные им на магнитофон, составили основу его творческого наследия.