Ярославская пишущая братия, вкупе с представителями областной власти, сделала мне предложение, от которого я не смог отказаться – создать с нуля новый областной литературный журнал. В состав редакционной коллегии согласились войти известные в нашем регионе (и за его пределами) литераторы – поэт Сергей Хомутов, прозаики Николай Смирнов и Алексей Серов. При всей разнице наших взглядов на жизнь и творчество, в главном наша «четверка» едина: мы относимся к литературе не как к забаве, а всерьез. С этой точки зрения подходим и к оценке рукописей, во множестве поступающих в редакцию. Позади несколько месяцев напряженной работы – и вот первый номер «Причала» у тебя в руках, дорогой читатель. Читай, оценивай, хвали, ругай, сотрудничай...

ЧЕКАНОВ ЕВГЕНИЙ ФЕЛИКСОВИЧ

Евгений Феликсович Чеканов родился в 1955 году в городе Кемерово, но его фамильные корни – ярославские. Предки писателя по отцовской линии принадлежали к разряду казенных крестьян и жили в деревне Верхнее Березово, что стояла в нижнем течении Шексны, в 90 верстах от впадения ее в Волгу. Предки писателя по материнской линии были монастырскими крестьянами, жившими в деревне Подмонастырская Слобода, в трех верстах от старинного русского города Мологи. Все эти селения в 40-х годах XX столетия оказались на дне рукотворного Рыбинского моря.

Родители Е.Ф.Чеканова, Нина Александровна (урожденная Ковалькова) и Феликс Михайлович, большую часть жизни работали сельскими учителями. Уехав летом 1955 года в Сибирь, через два года они вместе с маленьким сыном вернулись на Ярославщину. Затем часто переезжали с места на место, упокоившись под старость в селе Глебово Рыбинского района, на берегу водохранилища, отобравшего у них молого-шекснинскую «малую родину».

Окончив десятилетку в средней школе №1 города Пошехонье-Володарска, будущий писатель работал печатником в типографии, сучкорубом в лесокомбинате, кочегаром парового котла. Затем поступил на отделение истории факультета истории и права Ярославского государственного университета и в 1979 году окончил этот вуз, приобретя специальность преподавателя истории и обществоведения.

Став в 1979 году корреспондентом ярославской областной молодежной газеты «Юность», молодой историк связал свою судьбу с провинциальной журналистикой. В 1983-1990 гг. он работал главным редактором этой газеты, затем возглавлял несколько ярославских издательских предприятий, выпускавших в свет газеты, журналы и книги. Работал сотрудником пресс-службы мэрии Ярославля, пресс-секретарем Государственной Думы Ярославской области. Четырнадцать лет (1995-2009) редактировал газету «Губернские вести», осуществлявшую официальное опубликование нормативно-правовых актов органов государственной власти Ярославской области. В 2015 году с должности председателя правления издательского дома «Печать» вышел на пенсию.

Стихи и прозу Евгений пробовал сочинять уже в школьные годы. В 1978 году, будучи студентом четвертого курса истфака, опубликовал в коллективном сборнике Верхне-Волжского книгоиздательства маленькую повесть «Я здесь свой». Затем в ярославской прессе и коллективных сборниках было опубликовано множество стихотворений Евгения Чеканова, ставших основой для его поэтических книг «Ночная тревога» (Ярославль, 1987), «Осветить лицо» (Москва, 1987), «Место для веры» (Москва, 1990), «Бог рассудит» (Ярославль, 1991), «Я одену тебя в поцелуи (Ярославль, 1991). В 1988 году поэт был принят в Союз писателей СССР.

В этот период стихи Е.Ф.Чеканова публикуют всесоюзные литературные журналы «почвеннического» направления – «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия», альманах «День поэзии». Знаменитый русский поэт Юрий Кузнецов, ставший с начала 80-х годов литературным наставником ярославца, писал в предисловии к первой московской поэтической книжке своего подопечного: «Евгений Чеканов обещает. Он не блуждает в метафорических туманах, не вязнет в рутине абстракций, а ищет точного слова. Видение его не расплывчато, а конкретно. У него верные ориентиры: родина, добро, правда. Родина дает ему твердую почву под ногами, а добро и правда – свет и путь».

В постсоветские годы Чеканов продолжает публиковаться в «Нашем современнике», выпускает в свет новые поэтические книги – «Дождь в империи» (Ярославль, 2001), «Джунгли человечьи» (Ярославль, 2002), «Горячая бумага» (Ярославль, 2005), «Робкий дождик» (Рыбинск, 2005), «Золотые подпалины» (Ярославль, 2006), «Испытание на разрыв» (Ярославль, 2008), «Прощай, земля» (Зиндельфинген, 2011). Последнюю книгу, вышедшую в Германии, автор в 2014 году переиздал в Ярославле, пополнив ее своими статьями, интервью, эссе и получившими широкую известность в российских литературных кругах воспоминаниями о Юрии Кузнецове.

Естественным продолжением поэтической деятельности Евгения Чеканова стали его переводы с языков народов Кавказа. В 2014 году поэт осуществил перевод с лезгинского на русский язык 40 стихотворений классика российской поэзии Сулеймана Стальского, составивших билингвальную книгу «Сулейман Стальский. Новые переводы», вышедшую в Ярославле и получившую благожелательный отклик в Ярославле, Москве и Дагестане. В этот же период поэт перевел циклы стихотворений Зульфикара Кафланова, Фейзудина Нагиева и Магомеда Ахмедова. А в конце 2015 года журнал «Дагестан» опубликовал поэтическую легенду известного лезгинского поэта Арбена Кардаша «Череп» в переводе Чеканова.

Особняком в творчестве поэта стоит книга «Объяснения» (Ярославль, 2002), текст которой, по определению литературного критика Ирины Калус, является «особым сплавом поэзии и мемуарно-философского комментария». Именно из «Объяснений» выросла через полтора десятилетия книга Е.Ф. Чеканова «Горящий хворост», значение которой литературоведам еще предстоит оценить.

Стихи поэта, живущего в древнем Ярославле, вошли в ряд поэтических антологий: «Строфы века» (Москва, 1999), «Антология русского лиризма» (Москва, 2000), «Слово и дух» (Минск, 2003), «ТОП 20. Лучшие поэты России» (Нью-Йорк, 2010). Евгений Чеканов стал дипломантом IV Московского международного конкурса поэзии «Золотое перо» (Москва, 2007), лауреатом международного литературного конкурса «Перекресток-2009» (Дюссельдорф, 2009), лауреатом I Всероссийского поэтического конкурса имени Павла Васильева (Москва, 2010). На стихи поэта бардами Ярославля, Костромы и Крыма написано около 40 песен.

Немало заслуг у Чеканова и в сфере организации литературного процесса. С его помощью в ярославскую литературную жизнь пришли десятки поэтов и прозаиков – Евгений Феликсович помог им в начале творческого пути, дал рекомендации в Союз писателей России. Будучи создателем и главным редактором литературных журналов «Русский путь на рубеже веков» и «Причал», Е.Ф. Чеканов опубликовал на страницах этих изданий произведения многих десятков ярославских авторов.

На протяжении нескольких лет Евгений Феликсович безвозмездно трудится в сетевом журнале любителей русской словесности «Парус», являясь там редактором раздела прозы. А ярославские коллеги по перу доверили ему пост председателя творческого совета и председателя ревизионной комиссии регионального отделения Союза писателей России.

Когда мы с приятелем Володей, бывает, выпиваем совместно по кружечке пивка в летнем Ярославле, к нам порой подходит здоровый лоб мужеского пола - и просит «помочь», «выручить». На нём бы пахать, а он клянчит. Я обычно просто отказываю, а вот Володя не упустит случая вежливо поинтересоваться у лба: - Работать не пробовал? В этом ироническом вопросе, как я понимаю, скрыт глубокий смысл.

Существуют два разряда людей. Одни, с детства приученные родителями к ежедневному труду, трудятся затем всю жизнь, до смертного своего часа - и находят в этом занятии не только пользу, но и наслаждение. Другие с детских своих лет видят в труде лишь обременительную повинность - и наслаждение для себя находят только в отдыхе.

Эти два разряда идут сквозь века, государственные границы, революции и войны - и ничто, кажется, не способно изменить отношение к труду ни у того разряда, ни у другого.

Мы с братом воспитывались в семье, где труд почитался неотъемлемой частью повседневной жизни, а безделье - пороком. Наш отец в любой затруднительной ситуации брался, засучив рукава, за топор, рубанок или лопату - и вскоре любая проблема, встававшая перед нашей семьёй, как бы сама собою решалась, «рассасывалась».

До сих пор помню один случай из детства. Родители работали сельскими учителями - и районо, нуждавшееся в этой категории работников, предоставляло им квартиры. Конечно, на городскую квартиру со всеми удобствами такое жильё не было похоже - это был, чаще всего, деревенский бревенчатый дом с печным отоплением. Но в нём вполне можно было жить - и наши родители этой советской льготой с удовольствием пользовались. Мама преподавала в сельских школах ботанику, биологию и географию,
а папа - труд, рисование и физкультуру.

И вот однажды, выбрав очередную «деревню на жительство», мой отец, любивший менять места проживания, попал в переплёт: всё семейство с вещами приехало по новому адресу, а «учительская квартира» оказалась к проживанию совершенно не готова. В доме шёл капитальный ремонт, и ждать его окончания нужно было пару месяцев, если не больше. А до первого сентября оставалось всего недели две.

Кто там был виноват - районо ли, за месяц до того уверявшее папу с мамой, что жильё для учителей в этой деревне давно готово, директор ли школы, подавший в районо неверные сведения, сам ли наш отец, не удосужившийся сперва съездить в эту деревню «на разведку», - это мне неведомо. Но я хорошо помню, как поступил папа, оказавшийся с женой, детьми и грудой коробок и узлов на окраине захудалой ярославской деревни, в середине августа, в конце 60-х годов прошлого века.

Он не поехал ни в районо, ни в облоно «качать права», стучать кулаком по столу. Он обошёл соседние избы - и договорился с хозяевами одной из них о временном приюте для семьи. Вещи затащили в чью-то пустую сарайку, накрыли толем. А сам папа взял в руки лопату - и за несколько дней вырыл в крутом берегу местной речушки землянку, четыре метра на четыре. Укрепил деревянными столбиками и досками земляной потолок, купил по дешёвке горбыля и обшил им немудрёное жильё изнутри; сколотил дверь. Потом в землянке появились два топчана и раскладушка. И все мы вчетвером жили в этой «береговой норе» месяца два, покуда учительскую квартиру не обустроили для проживания. Жили - и в ус себе не дули.

Мне, шестикласснику, помню, такое житьё даже нравилось. Проснёшься, выйдешь из дверей - и сразу перед собой видишь зелёный бережок, деревья, речку, всю Божию благодать… Справишь за кустиком малую нужду, хватаешь удочку - и бежишь таскать из воды голавлей!

Наш папа ещё и много лет спустя любил представлять «в лицах» тамошних старух, которым этот его поступок казался диким. Он сгибался в три погибели, шёл, косолапя, расставив руки в стороны, водил головой, как бы ища собеседника. И, наконец, как будто бы найдя, шипел, выпучив глаза:

Мужик-то!.. так в землянке-то и жил!..

А мы покатывались со смеху.

Теперь я хорошо понимаю, кого высмеивал наш папа, - шипящую «неработь».

С годами я и сам научился различать этот разряд людей. Во времена советской власти многих из них проще всего было увидеть на разных конференциях, за столом, покрытым красным полотном и украшенным непременным графином. Эти люди потрясали в воздухе кулаком, куда-то звали, в чём-то клялись… Потом они поднимались со стульев и громко пели «Интернационал», зорко посматривая при этом в зал: поёт ли такой-то, или просто открывает рот за компанию?

У каждого из них в кармане пиджака лежали заветные «красные корочки». Неработь дорожила этими корочками - и не зря: они давали ей добро на бездельничанье, на вечное пребывание возле красных столов и графинов.

Советская неработь не была дурой - она тоже сразу видела, что ты не из её разряда. Но пока ты молчал и не противоречил ей, она тебя не душила. Работай, дурачок, раз уж так любишь это дело, - хорошие работники всегда нужны. Если же ты пробовал возражать ей, доказывая, что белое - это белое, а не чёрное, то сразу становился для неё врагом на всю жизнь. А поскольку на всех властных стульях восседала в основном она, жизнь твоя вскоре могла показаться тебе с овчинку. Неработь тебе и «антисоветизм» сразу шила, и много чего ещё…

Спасало от беды всё то же - твоё желание и умение трудиться. Если все вокруг знали тебя как «вечного пахаря», ты мог рассчитывать на то, что не пропадёшь.

В 1991 году новые власти отобрали у советской неработи заветные красные корочки - и та взвыла не по-детски. Но тут же, увидев, что и в новых условиях умение красиво потрясать кулаком и куда-то звать народ столь же востребовано, сколь и прежде, пристроилась там, куда её взяли.

А те, кто любил и умел делать что-то нужное людям, - остались при своём интересе. Теперь, правда, душить их стало труднее: они сами распоряжались своей судьбой. И их по-прежнему уважали все порядочные и умные люди. Уважали - и помогали выжить.

Помню, как в 2000-х годах одна гнида из бывших комсомольцев, только что назначенная в большие ярославские начальники, «наехала» на меня всей мощью своего административного аппарата - отобрала и госзаказ, с которым я многие годы безупречно справлялся, и газету, и помещение в центре города. Даже юриста своего прислала - и тот долго копался в бумагах моего предприятия, ища несуществующие ошибки и нарушения.

Что ж, отобрали так отобрали. Я перешёл через улицу - и постучался в дверь предприятия, которым руководил мой бывший однокашник. Рассказал о том, как поступила со мной комсомольская гнида.

Это за что он тебя так? - поинтересовался однокашник.

А за то, что я десять лет тому назад не перебежал в его команду. Помнишь, он тогда свою кандидатуру выставлял на выборах губернатора - и бездарно продул? Он ведь перед той кампанией меня тайно звал к себе - а я не пошёл. Толя, ну как я мог пойти? Я же пришёл в эту команду, работаю на действующего губернатора… И что теперь - я должен был предавать его? Да и какой из этой гниды губернатор!.. он же ни разу даже плохоньким предприятием не руководил - только «Интернационал» пел на конференциях да куратору депеши писал. Ну, вот он через десять лет вернулся в губернию на белом коне - и мстит всем, кто под него тогда не лёг…

Однокашник почесал затылок, подумал.

Ну, ладно! - сказал он. - Ты всю жизнь газеты делаешь - вот и делай. Бери нашу газету - и делай!

И три года затем я издавал газету этого предприятия. И в ус себе не дул.

Но что это я о себе… я же хотел о неработи. Она никуда не делась сегодня - и даже в последнее время лютует, поливает своих врагов из души в душу. Только теперь шьёт им уже не «антисоветизм», а «антинародность» и «безнравственность». Потеряв коммунистические красные корочки, обзавелась кучей других, - в том числе и «писательских».

Но ведь я же писатель! - визжит неработь с «писательского» сайта. - Я же писатель! Почему мне не дают всё то, что мне положено, - писательскую дачу, кабинет, льготы, графу в реестре?

И сколько ни доказывай, что до звания писателя она не доросла, поскольку даже пишет с кучей грамматических ошибок, не говоря уж о пунктуационных, - неработь и слышать тебя не желает. «Ведь вот же, - кричит она, - вот мои красные корочки. В них чёрным по белому написано, что я - писатель. Даже печать там стоит!..»

Особенно лютует неработь в городах, где её по разным углам скопилось сегодня видимо-невидимо. Ехать в деревню и выращивать себе пропитание она не желает ни в коем разе. Скорей уж она, если очень прижмёт, перекроет какую-нибудь магистраль, устроит властям «транспортный коллапс»…

Я рассказываю обо всём этом своему приятелю Володе за кружечкой отличного пива, посредине замечательного ярославского лета.

«Лишь бы не работать», - кивая головой, подтверждает Володя.

Мы с ним допиваем пиво, жмём друг другу руки и расходимся. Нас ждут дела.

г. ЯРОСЛАВЛЬ

СУДНЫЙ ПОСОХ

-

Рано вы строите планы глобальные,

Голой земли короли,

Рано вы тянете башни зеркальные

К небу от голой земли,

Рано вы чванитесь друг перед дружкою

Ночи и дни напролёт.

Раньше управьтесь с убогой старушкою –

Той, что навстречу идёт.

Эту старушку с походкой нетвёрдою

Вы обошли б стороной –

Посох скрипучий, жакетка потёртая,

Тёмный мешок за спиной.

Тихо идёт, никуда не торопится,

Но сквозь бетон и стекло

Входит свободно в роскошные офисы,

Всем вашим планам назло.

Всех вы обжулите, всех вы обдурите,

Всех обдерёте вконец.

Но от неё не спасут ни секьюрити,

Ни пересадка сердец.

Входит одна, как положено издавна, –

И, отложив посошок,

Тянет к вам руки… И катитесь с визгом вы

В тёмный бездонный мешок.

То-то обидно вам! То-то паскудно вам!

Всё поделили – и вдруг…

Как же спастись вам от посоха судного

И от старушечьих рук?

Как уберечь состоянья наследные

От подступающей тьмы?

Голые вы, короли наши бедные,

Голые вы, как и мы…

Тянет кровью из леса туманного...

Молодой, отдыхай под кустом!

Самка выберет старого, драного,

С переломанным жизнью хребтом.

Не за то, что угрюмо оскалены

Два клыка, пожелтевших навек, –

За его золотые подпалины,

За глаза, голубые, как снег.

РОДНЫЕ ЛИЦА

-

Чтоб были в доме мясо и картошка,

Я каждым утром отправляюсь в путь.

Жена и дочь мне машут из окошка,

Любовь и жалость мне стесняют грудь.

Как жить и выжить, как нам не сломиться –

Не ведаю... Но веру и любовь

Так бестревожно льют родные лица,

Что я на них оглядываюсь вновь.

И ясный свет в мою худую душу

Струится тихо, словно благодать.

Я не ропщу, не злобствую, не трушу.

Я должен жить! Я должен выживать!

Пройдёт мой век – и, бедной жизни крышу

Враз позабыв, шагну я за порог.

И оглянусь – и в тот же миг увижу

Родные лица. Чьи – укажет Бог.

И мир займётся ласковым сияньем,

И мест не будет сумраку и мгле.

Любовь и вера станут оправданьем

Моей греховной жизни на земле.

ЭПИЗОД

-

Фашистский танк заехал в поле ржи,

Смоленское неубранное поле.

Измученный мотор не заглушив,

Усталый немец выбрался на волю.

Он закурил – и вытер пот со лба,

И синим взором мир обвёл спокойно.

И, пыльный колос наугад сорвав,

Растёр его в промасленных ладонях.

Сияло небо, плыли облака,

Носились птицы, лес синел далёко,

Река блестела лезвием штыка,

И волнами катилась рожь с востока.

Мелькнула тень. Во ржи раздался звук.

Он оглянулся, как бы ненароком.

И, отряхнув чужую землю с рук,

Нырнул обратно – в лязганье и грохот!

ЗАНОС БАБЛА В КРЕМЛЬ

В НАЧАЛЕ XXI ВЕКА

-

Когда губернатор заносит бабло –

Не стой у него на дороге.

Ему, бедолаге, и так тяжело:

Немеют и руки, и ноги.

Стекает по шее предательский пот

И щёки стыдобушка лижет.

Клянет демократов –и всё же несёт...

И снова губерния дышит!

И снова трансфертов бегут ручейки,

Тучнеют оффшорные зоны,

И выше небес из-под сытой руки

Летят колокольные звоны.

Рыдает от счастья родная земля,

Взрастают пшеница и пресса...

Увидишь его в коридорах Кремля –

Не стой на дороге прогресса!

Где ты была? У какого ты грелась костра?

Чёрная ночь все следы твои прячет надёжно.

Дай твою руку – и будем сидеть до утра,

Слушать друг друга доверчиво и осторожно.

Я расскажу, где я был, как я жил до сих пор,

Как я блуждал, как менял я и руки, и реки,

Как я разжёг свой последний высокий костёр

В зябком краю, позабытом богами навеки.

Ты мне расскажешь, как страшно в полночном лесу,

Как это сладко – брести на далёкое пламя...

Если уснёшь, я тебя на руках отнесу

В тёплые сны – и застыну над этими снами.

Буду курить, буду пестовать думу свою,

Слушать дыханье и гладить седеющий локон,

Буду следить, как в забытом богами краю

Чёрная ночь потихоньку отходит от окон...

РУБАШКА

Эпоха шлялась нараспашку,
Под вешним солнцем таял век,
Когда нерусскую рубашку
Напялил русский человек.

В дыру вываливалось пузо,
А он смеялся: «Ну и пусть!
Пусть неудобно, пусть кургузо,
Но всё ж Европа, а не Русь!

Красиво, главное!.. У наших –
Не тот покрой, не те стежки,
Весь вид не тот. Начнём с рубашек,
А там махнём вперегонки!

Не всё ж под дряхлыми орлами
Нам щеголять своим старьём.
Наденем право и парламент,
Закон на шее застегнём!»

Но походил – и стало тяжко
Таскать-носить одёжку ту.
Как ни крути, узка рубашка.
Красива – а невмоготу.

И жаль обновку дорогую,
И жить тоскливо в тесноте.
По-тихой пуговку, другую
Он расстегнул на животе.

Разоблачился бы без страха,
Да дрожь брала на ветерке.
По счастью, дедова рубаха
Нашлась у бабки в сундуке.

Надел – и ожил! Байки травит
И тащит воз житья-бытья.
Нигде не жмёт. Ничто не давит.
А красота у всех своя.

ХЛЕБ ПРАВДЫ

Ложь отступила мировая

На шаг иль на два. И опять,

По зёрнам правду выдавая,

Нам предлагают ликовать.

Но мы хотим иной победы –

Чтобы взошёл из-под земли

Тот хлеб, который наши деды

С собой в могилу унесли …

Чеканов Е.Ф. Горящий хворост. Чтение для мыслящих поэтов. / Евгений Чеканов; вступит. статья Д.Н. Бакуна. — М.: Грифон, 2017. — 568 с.

Я воли Господней вовек не пойму
Я только спасенный, не боле,
И эти стихи – благодарность Ему,
Его неразгаданной воле.

«Он боец по натуре и хочет побед», — так современники отзываются об известном российском поэте Евгении Феликсовиче Чеканове. Этот тип поэтов принадлежит к тому поколению, которое успело сформироваться еще при Советско Союзе, видели «застой», «перестройку» и распад великой страны. Пережив эту трагедию, не все из них выдержали испытание и стали творить вновь, многие потерялись, изменили своему призванию. Евгений Чеканов сумел выстоять подобно птице Фениксу, не изменив себе и не предав свою поэзию.

Взгляни во тьму. Ты видишь лица
Угрюмых сверстников твоих?
Они хотели бы родиться,
Но ты родился вместо них.

Он родился 19 сентября 1955 года в Кемерово, но вся его сознательная жизнь связана с Верхним Поволжьем, Ярославским краем. В 1979 году он окончил отделение факультета истории и права Ярославского университета. Во время учебы вышла его дебютная публикация – повесть «Я здесь свой», а затем стали появляться в печати и стихи. В 1983 году Е.Ф. Чеканов стал одним из самых молодых в стране (ему было тогда 28 лет) главных редакторов областных газет, возглавив ярославскую газету «Юность». В числе его заслуг – серия публикаций «Сказание о ярославском граде Китеже» (август 1987 года): вниманию общественности была представлена почти запретная тема – трагическая судьба города Мологи и его окрестностей, затопленных Рыбинским водохранилищем. А в 1987 году в Верхне-Волжском издательстве вышла первая книга стихов Евгения Чеканова Ночная тревога, чуть позднее сборник «Осветить лицо». В предисловии второго сборника стихов его наставник, советский поэт Юрий Кузнецов написал: «Приход каждого молодого дарования всегда радует, еще одна надежда, еще одно обещание! Правда, радость тревожна: а исполнится ли обещание?». Спустя тридцать лет, можно с уверенностью сказать, что Евгений Чеканов полностью оправдал возложенные на него ожидания, и данный сборник «Горящий хворост» яркое тому подтверждение.

Мне нужно жить своей судьбой
И знать, что я душою чист,
Когда кладу перед собой
Бумажный лист.

О творческом кредо Евгения Чеканова можно сказать словами поэта Юрия Кузнецова: «Он не блуждает в метафорических туманах, не вязнет в рутине абстракций, а ищет точного слова. У него верные ориентиры: родина, добро, правда. Родина дает ему твердую почву под ногами, а добро и правда – свет и путь».

Но я пойду! Я знаю наперед,
Что счастлив тот, хоть с ног его сбивает,
Кто все пройдет, когда душа ведет,
И выше счастья в жизни не бывает.

В этом сборнике поэт на каждое стихотворение пишет свой авторский комментарий, ведя попутно свой диалог с читателем, побуждая его быть сопричастным к затронутой теме. А тематика сборника «Горящий хворост» очень обширна и разнообразна: философские раздумья о смысле бытия, о предназначенье человека в этом мире, поиски пути к Богу, воспоминания о первой любви и любимых женщинах, критика политической ситуации в стране, ангажированности литераторов, годы службы в рядах Советской Армии на далеком Севере, тема малой Родины и возвращение к ее истокам, осмысление трагедии Великой Отечественной войны и новый взгляд на неё уже другого поколения.

Немецкий танк заехал в поле ржи,
Смоленское неубранное поле.
Измученный мотор не заглушив,
Усталый немец выбрался на волю.

Он закурил – вытер пот со лба,
И синим взором мир обвел спокойно
И, пыльный колос ощупью сорвав,
Растер его в промасленных ладонях.

Сияло небо, плыли облака,
Носились птицы, лес синел далеко,
Река блестела лезвием штыка
И волнами катилась рожь с востока.

Танкист курил… Но, оглянувшись вдруг,
К броне прижался будто ненароком,
И, русский хлеб стряхнув с немецких рук,
Нырнул обратно – в лязганье и грохот!

Лирический герой Евгения Чеканова – свободный одинокий «волк», байроновский романтик-бунтарь против обыденности, он полон тоски по утраченному раю и экзистенциален по своей натуре.

Двери слетают с петель!
Ненавистью дыша,
Я выхожу на ветер,
Яростный, как душа.

Здравствуй, собрат незримый,
Вольный и злой поток!
Небом одним любимый,
Ты, как и я, жесток.

Ты, как и я, в России,
Вечной рожден тоской.
Ты, как и я, бессилен,
Род изменить людской.

Диалоги о любви Евгения Чеканова с читателем поражают не только интимным виденьем тайн женской души, почти библейской мудростью, но и стремления понять истоки наших ошибок в достижении гармонии и счастья.

Не влюбляйся в рабыню, свободный,
Посмотри ей в глаза как чужой:
Кроме страха и дрожи голодной,
Там — желание стать госпожой.

Мглится бездна тоскливого взгляда,
Словно крик из пещерных времен.
Ей не надо свободы. Ей надо
Увести твою душу в полон.

Оглянись! Но торгу вековечном
Всюду женская светит краса,
И на каждом лице безупречном,
Как темницы зияют глаза.

И из каждой темницы – наружу
Рвутся жадные взгляды рабынь…
Раб Господень, спаси свою душу
И невольничий рынок покинь

«Давно известно, что раб желает не равенства со своим господином, а господства над ним. Тысячелетия патриархата сделали из женщины рабыню, внутренне почти всегда желающую господствовать над мужчиной. Какой же выход из ситуации? Очень простой: не отменить рабство как феномен человеческого бытия…, а осуществить перенос этой парадигмы на взаимоотношения человека и Бога, — утверждает поэт. — Стань рабом только по отношению к Господу, стань рабом Божьим – вот где твое спасение, человек!»
Поэзия Евгения Чеканова глубока, как северные полноводные реки и притягательна своей русской неброской красотой. У такой поэзии нет возраста, нет пафоса, а есть любовь к русскому человеку, своему читателю.