Один из частых укоров в адрес отца Александра Шмемана – это его отношение к Америке.  Русский эмигрант, человек без Родины, он становится «апостолом Америки» и находит в этой стране лучшее место для применения своих талантов педагога и миссионера.  Внешне это проявлялось в том, что он голосовал за «своего Президента» Картера и вставал под американский гимн.  Но насколько верным будет сказать, что Шмеман любил Америку и не очень любил Россию?  Давайте разбираться в этом. 

Великий русский богослов и Россия

Что отец Александр знал о России?  Ведь он был отделен от страны Советов «железным занавесом»! Он знал советскую литературу, и был немного знаком с кино и некоторыми событиями из культурной жизни страны.  Хотя при чтении «Дневников» в первую очередь обращаешь внимание на большое количество западных авторов и общую увлеченность ими.  Советские писатели теряются в их общей массе и количестве.

«Вчера вечером кончил «Чевенгур». <…> Удивительный ритм, удивительный язык, удивительная книга»[1].

В своих дневниках отец Александр упоминает два советских фильма. Это «Андрей Рублев» и «Москва слезам не верит». Удивительно, но первый ему не понравился, а второй вызвал интерес. 

«Вчера на «Андрее Рублеве» в Lincoln Center. Очень ждал этого фильма после восторженных похвал владыки Александра Семенова-Тян-Шанского и Никиты Струве, людей несомненно со вкусом и внутренним слухом. Увы, разочарование. Фильм меня ни разу по-настоящему не увлек, не вовлек в себя»[2].  Сергей Шмеман вспоминал[3], что они приобретали пластинки с русской музыкой и старались понять, что происходит в России, какими настроениями она живет. 

При чтении текстов складывается ощущение, что отец Александр по какой-то причине не хотел ехать в Россию. Он был в Финляндии[4], был на границе с Россией, но не смог переступить черту, отделяющую его от своей Родины:

«я сижу на расстоянии получасового полета от места, где я родился: от Ревеля, могилы [сестры] Елены. И так близко от России…»[5]. Обе эти записи относятся к сентябрю 1975 года. 

При этом матушка бывала в России.  «Только что звонок от Л. из Москвы, после трехдневной поездки в Петербург. Полный восторг!»[6].(Запись от 24 марта 1982 года).

Матушка Иулиания писала, что после достижения договоренностей об автокефалии Православной Церкви в Америке отец Александр не поехал в Россию, хотя мог бы это сделать:

«когда обе стороны достигли согласия, и на свет появилась Православная Церковь в Америке! Наступил и день, когда отец Александр позвонил отцу Фоме Хопко и сказал: «Поедем в канцелярию подписывать бумаги». Сам он не поехал в Россию на официальную церемонию, он оставался в тени. Он как бы говорил: «Работа закончена, все остальное — писанина»[7].

Почему так произошло? Была ли это какая-то принципиальная позиция отца Александра или же он не хотел разочаровываться в России? Имеющиеся в нашем распоряжении письменные источники не дают ответа на этот вопрос. 

В последний год своей жизни отец Александр будет писать о России: «Первые месяцы – до Пасхи – писал, работал, вдруг страшно захотелось, чтобы мои английские книги вышли по-русски, хотя, увы, написаны они не в русской тональности и вряд ли перевод передает то, что мне казалось нужным сказать»[8].

Америка: хорошо или плохо?

Часто Шмеман критиковал Америку за ее общий дух и настрой.

«Вчера днем в Trinity Church на Wall Street о молитве. И сразу же заявление вроде: «А не важнее ли кормить голодных…» Надоевшая американская дешевая жвачка и скука»[9].

Американское образование также критиковалось отцом Александром.

«Фальшь американского университета, карикатуры на Оксфорд, Гейдельберг, Сорбонну, но карикатуры дешевые. Диссертации, докторат, наука – тут все это вроде зажигалки, которую, не зная, что с ней делать, дикарь вешает себе на нос или на ухо и страшно горд. Эксперты без культуры, мешанина курсов, которые студент выбирает, как овощи на базаре. Библиографии, душный, затхлый воздух «департаментов», напичканных гениями…»[10].

Шмеман пишет, что Америка – это страна одиночества, место смешения всех культур и ничтожности отдельной личности. 

«Америка – это страна великого одиночества. Каждый – наедине со своей судьбой, под огромным небом, среди необъятной страны. Любая «культура», «традиция», «корни» кажутся маленькими, и люди, истерически держась за них, где-то на глубине сознания, подспудно знают их иллюзорность. Во-вторых, потому, что это одиночество требует от каждого экзистенциального ответа на вопрос «to be or not to be», и это значит – усилия. Отсюда столько личных крушений. Здесь даже падающий падает на какую-то почву, там – летит в бездну. И потому – такой страх»[11].

Многие действия американских политиков и их решения вызывают у Шмемана негативную оценку: «типично американская и, увы, по-американски идиотская возня с заложниками»[12].

 Несмотря на все критические замечания, отец Александр любил Америку.  В домашнем кругу Шмеманы всегда праздновали День Благодарения, и праздник всегда фиксировался в дневнике как важное событие.

«Вчера – Thanksgiving Day у Ани и Тома, куда съехались все дети и внуки: 15 человек за столом, включая маленького Сашу. После обедни поехали на могилу Teillhard de Chardin в St. Andrew on the Hundson. <…. > Оттуда на другую могилу – Рузвельта в Hyde Park»[13].

И вновь: «Вчера Thanksgiving – у Тома и Ани. Вся семья, все внуки плюс Наташа и Алеша и Лиза Виноградовы: девятнадцать человек за столом. Чудный день! Сначала тихая, «легкая» обедня. Потом – уже по традиции – посещение имения Рузвельта в Hyde Park и Vanderbilt Museum на обрыве над Гудзоном. Зимнее прозрачное солнце, безветренный день, тишина этих парков, этих комнат, в которых когда-то было столько жизни. Не знаю, почему, но на меня все это действует неотразимо. И снова – этот удивительный свет, это где-то далеко за Гудзоном вспыхивающее в закате окно. Вечером – индюшка. Дети поют хором – «Да молчит всякая плоть», «Архангельский глас» и Christmas carols. Беспримесное счастье, полнота жизни…»[14].

Отец Александр внимательно следил за американской политикой.

С большим интересом смотрел дебаты: «весь вечер слушали о результатах выборов по телевизии»[15] — замечает он в своем дневнике.

«До полуночи по телевизии – последний день primaries в Калифорнии, Охайо и Нью-Джерси. Всегдашнее удивление этому всеобщему принятию «правил игры». Бороться на смерть, а в минуту, когда голосование решило все, моментальное «смыкание рядов». Америка: столько раз за один день ругаешь ее и восхищаешься ею!»[16]

Шмеман искренне любил Нью-Йорк и этот город занимал важное место в его дневниках. 

«Вчера после обеда водил племянницу Наташу по Нью-Йорку (33-я улица, потом Уолл-стрит, Фултон-стрит…). Страшно холодный, страшно ветреный, темный день. В ущельях-улицах между небоскребами трудно идти от ветра. Что-то грандиозное в этих громадах, в их скоплении в одном месте, в окруженности их водой с висящими богатства, успеха. Собрание в богатом доме, все крайне благопристойное. Но, Боже мой, с каким трудом в этой обстановке звучат слова о Церкви и о служении ей»[17].

«Изумительная елка на Rockefeller Center. Когда смотрел на нее, укололо печалью: в прошлую пятницу, ровно неделю тому назад, привез смотреть на нее маму»[18].

В дневниках дается ответ на загадку что же именно так нравилось Шмеману в Америке.  Именно Америка дала Православию новые возможности: «в Америке, в «диаспоре» Православие, впервые за много веков, получило свободу. Свободу от империй, от государственной власти, от земледельческого гетто, от этнического гетто и т.д.»[19].

Любил ли Шмеман Америку и не любил ли Россию? Можно однозначно сказать, что в восприятии отца Александра было две России. Одна, «идеальная» – это Россия, которой больше нет.   Россия Чехова, Достоевского, русских писателей и мыслителей.  Отец Александр прекрасно ее знал и любил.  Россию советскую он не знал и судил о ней по отрывкам советской литературы и кино, которые «просачивались» на Запад. 

Какую Америку любил отец Александр?  Америку возможностей. Возможностей не меркантильных, не материальных, а возможностей для Православия. 

Но это не мешало отцу Александру критиковать Америку за некоторые изъяны ее духовной и социальной жизни. Он назвал Америку страной «великого одиночества», подчеркивая все смешение культур и народов, которое имело место быть в американской жизни. 

Завершить эту небольшую статью хотелось бы мыслью из Писания: «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол. 3:11).  Политические и общественные взгляды отца Александра Шмемана – это лишь штрихи к его портрету.  Главное же – это его труды, которые нам еще предстоит осмыслить и воспринять. 

[1] Шмеман А., протопресвитер. Дневники. 1973-1983. М.: Русский путь, 2013, с. 10.

[2] Там же, с. 39.

[3] «Воспоминания об о. Александре Шмемане». Светлый вечер с Сергеем Шмеманом. https://radiovera.ru/vospominaniya-ob-o-aleksandre-shmemane-svetlyiy-vecher-s-sergeem-shmemanom-18-12-2017.html

[4] См. Шмеман А., протопресвитер. Дневники. 1973-1983. М.: Русский путь, 2013, с. 209.

[5] Шмеман А., протопресвитер. Дневники. 1973-1983. М.: Русский путь, 2013, с. 206.

[6] Там же, с. 623.

  [7] Шмеман У. Моя жизнь с отцом Александром.  М.: АСТ, 2014, с.189.

[8] Там же, с. 652.

[9] Там же, с. 13.

[10] Шмеман А., протопресвитер. Дневники. 1973-1983. М.: Русский путь, 2013, с. 30.

[11] Там же, с. 207.

[12] Шмеман А., протопресвитер. Дневники. 1973-1983. М.: Русский путь, 2013, с. 560.

[13] Там же, с. 47.

[14] Там же, с. 132.

[15] Там же, с. 121.

[16] Там же, с. 283.

[17] Шмеман А., протопресвитер. Дневники. 1973-1983. М.: Русский путь, 2013, с. 130

[18] Там же, с. 230.

[19] Шмеман А., протопресвитер. Дневники. 1973-1983. М.: Русский путь, 2013, с. 632.