Жизнь без страха смерти

Как часто мы сталкиваемся с пугающей действительностью! Мы боимся реальных вещей или испытываем страх от воображаемой угрозы. Страх может сигнализировать об опасности или быть крючком, который вытаскивает из нашего бессознательного вытесненные эмоции. Страх может деморализовать… или помочь узнать себя лучше. Может помочь переосмыслить жизненные опоры или толкнуть в пропасть.  Самый главный страх в жизни, безусловно, страх собственной смерти.

В своей книге «Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти»  известный американский психотерапевт Ирвин Ялом, предлагает рецепт того, как выжить в пугающей действительности современного мира и приобрести самое действенное лекарство от страха смерти.

Давайте вместе поразмышляем, насколько действенными будут его методы и сможет ли любой человек использовать страх смерти себе во благо? Возможно ли атеисту не бояться смерти или это лишь иллюзия?

Феномен страха

Мы говорим о страхе и вынуждены будем прояснить, что же, собственно, это такое?

Страх — острая эмоциональная реакция и сложный процесс внутреннего переживания человеком реальной угрозы и прогнозируемой опасности. Специфика человеческого страха обусловлена не только генетическими, психическими и физиологическими механизмами, но и культурно-историческими условиями его проявления, а также экзистенциальными установками отдельных социальных групп.

Есть биологические проявления страха. Это сила инстинктов и работа центральной нервной системы, проявляющаяся в нейрофизиологических реакциях, включая соматические симптомы и биохимические механизмы реагирования.

Есть психологические проявления страха. Это совокупность неосознаваемых реакций, направленных на мобилизацию психической энергии и сведение к минимуму отрицательных травмирующих переживаний.

Социальный страх возникает в процессе построения общественных отношений.  Он отражает восприятие и оценку человеком своего положения в обществе и характеризует отношение людей друг к другу. Данный страх может быть как конструктивным, поддерживая социальный порядок (например, страх отвержения дисциплинирует нарушителей порядка), так и деструктивным, возникающим при ожидании возможного ухудшения жизненных интересов и потребностей. Крайним случаем этой тенденции является массовый социальный страх перед катастрофически переживаемыми угрозами.

Наконец, экзистенциальный страх имеет своим источником внутренние конфликты личности, переживаемые как проблема выбора жизненных целей и ценностей в непредсказуемом мире, находящемся в потоке постоянных изменений. Ситуацией страха здесь является состояние фундаментальной неопределенности человеческого существования, когда под угрозой оказывается смысловое содержание и устойчивая перспектива своей жизни, ответственность за которую несет каждый человек. Применительно к физическому переживанию страха экзистенциальный страх воспринимается скорее, как неясная тревога, у них разное содержание. Физический страх связан с конкретными условиями выживания организма, экзистенциальный – с условиями бытия. Экзистенциальный страх указывает на кризисное состояние сознания, выявляя беспокойство перед небытием и концом существования. (1)

Заговор молчания

Как мы видим, страх смерти представляет собой сложный конструкт, вбирающий в себя и инстинкт самосохранения и экзистенциальный пласт переживаний.

Если раньше люди верили в бессмертие души и загробную жизнь, то с перестройкой мышления в рамках научного и атеистического мировоззрения эти утверждения потеряли всякий смысл. Никто не станет верить в теорию воздаяния и душу, если не верит в само существование Бога.

В своей работе «Литургия смерти и современная культура» протопресвитер Александр Шмеман достаточно иронично описывает отношение секулярного общества  к проблеме смерти. Это заговор молчания. Смерть отодвигается на задворки бытия.

Наша культура – первая в долгой истории человечества, которая игнорирует смерть, в которой, другими словами, смерть не служит точкой отсчета, точкой «отнесения» для жизни или каких-либо сторон жизни. Современный человек может верить, как, похоже, верят все современные люди, «в какое-нибудь посмертное существование» (я взял это из опроса общественного мнения: «какое-нибудь посмертное существование»), но он не проживает эту жизнь, постоянно имея это «существование» в виду. Для этой жизни смерть не имеет смысла. Она, если воспользоваться экономическим термином, – абсолютная полная гибель. И потому задача того, что я назвал «похоронным механизмом», как раз и заключается в том, чтобы сделать эту гибель как можно более безболезненной, спокойной и незаметной для нас, остающихся жить дальше.

Лишенная смысла, потерявшая значение события, придающего смысл жизни, смерть в нашей культуре превратилась в невроз, болезнь, требующую лечения. Несмотря на приукрашивание ее похоронной индустрией, несмотря на «гуманизацию» ее апостолами всего «естественного» и «натурального», смерть сохраняет свое присутствие в мире, но именно как невроз. И именно благодаря этой болезненной тревоге никогда не пустуют кабинеты психологов, психоаналитиков всех мастей и направлений, именно эта тревога (хотя никогда и не называемая прямо) лежит в основе бесконечных терапевтических бесед о социальной адаптации (adjustment), идентичности, самореализации и т. п. Ибо на глубине, под кажущимися непробиваемыми и научными защитными механизмами, выстроенными секуляризмом, человек знает, что если смерть не имеет смысла, то не имеет смысла и жизнь, и не только сама жизнь, но и ничто в этой жизни. Отсюда скрытое отчаяние и агрессия, утопизм, разврат и в конечном итоге глупость, которые и есть истинный фон, темное подсознание нашей на вид счастливой и рациональной секуляристской культуры. (2)

Вглядываясь в солнце

Как ни странно, но с ним согласен во многом атеист Ирвин Ялом. В качестве эпиграфа для своей книги, он берет цитату Франсуа де Ларошфуко «Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.»

Вдумайтесь, о чем он пишет:

Самоосознание — это величайший дар, сокровище, равное самой жизни. Именно оно делает человека человеком. Однако цена его высока — это боль от понимания того, что мы смертны. Знание о том, что мы вырастем, расцветем и неизбежно увянем, и умрем, — извечный спутник нашей жизни.

Некоторых людей страх подводит к невыносимому выводу: ни их мир, ни их воспоминания не будут существовать НИГДЕ. Их улица, семейные встречи, родители, дети, летний домик, школа, любимое место отдыха — с их смертью все это тоже исчезнет. Нет ничего постоянного, ничего вечного. Какой же смысл может иметь жизнь, обреченная на такое исчезновение? (3)

Выходом из такого тупика он считает перепрошивку современного мышления с тем, чтобы смерть в нашем сознании вернулась на прежнее место и стала ключевым моментом жизни. Неким катализатором, точкой невозврата, относительно которой бы человек переосмысливал свои опоры, свое место в жизни и реализовывал себя. Вам ничего не напоминает такая схема? Кажется, это очень похоже на сильно упрощенную христианскую конструкцию памяти о смерти. Только из нее удален главный элемент – Бог.

Здесь начинается самое интересное. Чтобы уйти от трагедии смерти он видит утешение в следующих идеях:

 — поскольку Эпикур учил, что душа — смертна и исчезает вместе с телом, то смерть в конечном итоге есть ничто. Когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, не существуем мы. В таком случае, решает Эпикур, зачем бояться смерти, если мы не можем почувствовать ее?

— Мысль, что мы можем, пусть и без нашего ведома, оставить где-то частичку самих себя.

«Речь здесь идет о том, что каждый человек, не зная и не думая об этом, распространяет вокруг себя концентрические круги влияния, которое может затрагивать других людей на протяжении многих лет, из поколения в поколение. Это влияние в свою очередь передается от одних людей к другим, как рябь на поверхности пруда. Колебания продолжаются и продолжаются, и даже когда мы уже не можем их видеть, они идут на наноуровне.»

-Ограниченность удовольствия только увеличивает его ценность!

Смысл, который не стирается даже смертью

Но ценна ли такая жизнь, если в ней нет ни одного смысла, который бы не был стёрт смертью? Всё перечеркивается и превращается в прах. Всё бессмысленно. Всё превращается в дым, который должен исчезнуть перед лицом восходящего солнца смерти.

Даже те философы, кто это осознал, продолжают жить так, будто этот смысл есть.

Жан-Поль Сартр, например, считал, что человек может придать своей жизни смысл путём свободного выбора определённого образа действий (Сартр выбрал марксизм).

Но подобная программа совершенно непоследовательна. Нельзя сказать, что жизнь абсурдна и тут же, не переведя дыхания, утверждать, что человек может придавать ей смысл. Человек, запертый в нижнем этаже, где жизнь абсурдна, не может скакать на этаж выше – туда, где жизнь обладает смыслом. Это уже будет не его жизнь, а чужая. У человека, не имеющего Бога, смысл жизни ниоткуда не возьмётся.

Упражнение в самообмане – вот что на самом деле предлагает нам Сартр. Не очевидно ли, что у Вселенной либо есть смысл, либо его нет? И оттого только, что я ей этот смысл припишу, он у неё не появится.  В действительности Сартр говорит. «Давайте притворимся, будто Вселенная имеет смысл».

Бертран Рассел грешил такой же непоследовательностью. Будучи атеистом, он был также ревностным критиком общественных отношений, обличал войну и т.п.

Отрицать существование Бога – значит отрицать существование абсолютного добра и зла. Человек, живущий в нижнем этаже, обязан прийти к логическому заключению, что «всё позволено», говоря словами Достоевского. Но Достоевский показал, что с такими взглядами человек жить не может. В его романе «Преступление и наказание» молодой атеист зверски убивает старуху. Он знает, что, согласно его теориям, он не должен ощущать вины. Тем не менее, чувство вины точит его, пока он не является с повинной и не предаёт жизнь Богу.

Человек не может жить без ценностей. Он не может представить себе, что солдаты имеют полное право убивать невинных детей, что для диктаторских режимов вполне естественно пытать политических заключённых. Все в человеке вопиет о том, что подобные поступки злы, поистине злы. Но ведь если нет Бога, то нет ни зла, ни добродетели! И всё-таки человек апеллирует к ценностям, не замечая, что залез в область веры. Не говорит ли такое поведение о том, что миру, лишённому Бога, не хватает чего-то очень важного? (4)

Например – любви. Такой, которая существует вне времени и пространства, которая не стирается даже смертью, любви, которая готова дойти до края преисподней и разрушить ее основания, чтобы вызволить любимого из отчаяния и одиночества. А ведь такую Любовь мир отверг.

Русский религиозный философ Н.А. Бердяев сказал о тупике, в который пришло человечество, предельно точные вещи:

Мы живем в совсем ином мире, чем мир XVIII и XIX века. И безбожие XX века совсем иное. В предшествовавшие два века было дневное безбожие просвещения, оно основано было на вере в верховенство разума. Говорю «вере», потому что существовала вера в разум, ныне пошатнувшаяся. Современное безбожие нужно характеризовать как безбожие ночное, отражающее тоску, ужас, безнадежность современного человека. Все стало более предельным, обнаженным. Человек вышел из серединного рационального царства. Вместе с тем атеизм стал более сложным и утонченным, он не связан, как прежде, с элементарным материализмом и позитивизмом, с оптимистической верой в бесконечный прогресс и главенствующую роль разума. Раньше сознавший свою самостоятельность разум восставал против Бога. Теперь восстает против Бога иррациональная сила жизни. Раньше говорили: «Мир сам по себе хорош и бесконечно развивается, поэтому Бога нет, и Он не нужен». Теперь говорят: «Мир плох и бессмыслен, никакого прогресса нет, поэтому Бога нет». Старый рационализм сокрушен и современной философской и научной мыслью, и, что еще важнее, самой жизнью, происходящими в ней иррациональными процессами. Мир проходит через тьму и богооставленность более чем когда-либо. И эта богооставленность мира и человека делается главным аргументом против существования Бога. Бог как бы ушел из мира, и старое учение о Промысле вызывает насмешки и негодование. Люди думают, что выйти из тьмы и бессмыслицы они должны собственными силами, еще чаще думают, что выйти из тьмы совсем невозможно. (5)

Есть ли выход?

Memento mori

Человек, отодвинувший смерть в дальний угол своего сознания, живущий так, как будто его жизнь однажды безболезненно прервется и мир внезапно перестанет ему являться, не сможет построить и реальность. Он будет занят тем, чтобы возводить дополнительные конструкции и защиту от страха, все наслаждение от жизни и ее ценности не будут значить ровным счётом ничего. Невозможно строить реальность и упиваться ее благами с занесенным над тобой дамокловым мечом смерти. Невозможно найти смысл без главного элемента, который отброшен – без Абсолюта. Внутреннее содержание такой жизни, рано или поздно, скатится до пустоты.

Мы живем в мире, где похороны важнее покойника, где свадьба важнее любви, где внешность важнее ума. Мы живем в культуре упаковки, презирающей содержимое, заметил уругвайский писатель Эдуардо Галеано.

И, казалось бы, христиане с их концепцией смертной памяти бесконечно себя травмируют, но эта травма помогает им… жить. Потому что в лучах смерти становится яснее суть самой жизни, ее сердцевина, которую они, как верят, перенесут и в вечность. Эта сердцевина жизни крутится вокруг двух заповедей: любви к Богу и к ближнему. «Бог, Я и ближний» – смысловая триада, возможность уже на земле прикоснуться к тайне Божества, познать то, что греки назовут перехорисисом. Общением в любви, круговоротом любви, взаимообогащением, где ты больше себя самого и ты – для другого, а он – для тебя.

Может, выход из тупика смерти и недостающий элемент тогда – Сам Христос? Камень, отброшенный строителями, который все равно является главой угла, опорой, без которой все остальное рушится.

В ночь перед Голгофой человеческая воля страшилась и отвращалась смерти, но и, вдохновляясь божественным зовом любви, давала согласие на смерть. Борение человеческой и божественной воли Христа в Гефсиманском саду было единственно возможным выражением согласия и нераздельности двух естеств, подобно тому, как препирательство Петра с Иисусом перед умовением ног (Ин.13:1–9) было единственно возможным выражением их взаимной любви. (6)

Эта любовь станет очищающим огнем, переплавляющим человека в новую жизнь, в возможность, которой так не верят атеисты. Но если мир по ту сторону смерти все же есть, и там горит Свет Божества, то в Его лучах не сгорит лишь только сам огонь. Поэтому один из великих сирийских отцов сказал, что находящийся в аду поражается бичом любви. Свет Божества горит в тех, кто способен любить и опаляет, жжет нестерпимо тех, кто утратил эту способность. Свет горит бесконечно в тех, кто близок Богу и ближнему, и невыносимо ранит тех, кто от Него бежит.

Что выберем мы? Вопрос открыт…

А в качестве бонуса записала для вас подкаст на тему: «Страх смерти в секулярную эпоху»

Литература

1)«Пандемия страха: последствия для общества и культуры», статья Александра Алехновича

2)»Литургия смерти и современная культура», протопресвитер Александр Шмеман

3) «Вглядываясь в солнце: жизнь без страха смерти». Ирвин Ялом

4) «Самое начало. (Происхождение Вселенной и существование Бога) » Уильям Лейн Крейг

5) «Истина и откровение. Пролегомены к критике Откровения». Бердяев Н.А.

6)»Поединок Иакова». Козырев Ф. Н.